И — записать. Сотин и в этом прав, может получиться занимательно. Не обязательно для публикации, можно — для самого себя.
42.
21.04.91.
Сегодня я мужчина. Попросил Александру исчезнуть. Она сначала упрашивала оставить ее, потом начала наглеть (это у них семейственное). Пришлось вышвырнуть ее вещи на лестницу. Она попыталась трясти передо мной своими тощими мышцами. Я завернул назад ее руку (насмотрелся, как это делают дружинники и милиционеры), вывел на лестничную площадку и дал пинка под зад. Она слетела по ступенькам, упала и закричала:
— Ты мне руку вывихнул!
— Вернешься — голову вывихну!
23.04.91.
Сегодня я мужчина.
С утра мучило: почему я не шантажировал в свое время Мадзиловича так же, как он меня? Почему я не догадался сказать, что, если он разболтает про меня, я точно так же всем расскажу про его дочь—сына?
Простейшая вещь не пришла в голову! Загадка.
Но проехали. Поздно об этом.
Надо элементарно жить. Питаться, т. е. зарабатывать деньги. А куда податься? Меня все знают. Ну, не все, многие.
Впрочем, это в тех сферах, где власть, пресса и тому подобное. Народ меня не знает, и это хорошо. Надо идти в народ. Хоть грузчиком.
29.04.91.
Я устроился в ремонтную бригаду. Переделываем бывшую квартиру на первом этаже под магазин. Пока все отдираем, отрываем, выносим мусор. Бригадир Матвеев, пожилой и хмурый человек, почему-то меня невзлюбил, называет «студентом», заставляет делать все самое грязное.
Я стараюсь не обращать внимания. Я стараюсь стараться. Мне иногда даже нравится этот монотонный труд. В нем есть ощутимость. Вот стена вся в кусках обоев и штукатурке, ты должен сделать ее голой — до бетона. Скоблишь, чистишь — долго, нудно. Кажется, что никогда не кончится эта проклятая стена. Но вот — половина. Вот совсем немного осталось (самый трудный этап). А вот и все сделано. И ты понимаешь, что за время работы у тебя сложилось что-то даже вроде личных отношений со стеной. Ты злился на то место, где обои крепко пристали, да еще какой-то выступ, который никак не удавалось сровнять, зато другой участок, казавшийся трудным, очистился легко: обои отошли одним куском, а под ними оказалась почти идеальная поверхность, ничего не нужно делать...
С людьми тоже попытался войти в контакт, но это трудно. Когда работают — молчат или переругиваются, когда отдыхают, тоже молчат или скупо говорят о каких-то житейских мелочах, я присоединяюсь, но Матвееву почему-то это не нравится, он обрывает вопросом: «Что, уже работа кончилась, по...ить захотелось?»
13.05.91.