ОНО

Когда они облили факелы бензином, еще брезжила слабая надежда, что у них не хватит духу поджечь. Но нет — темная ноябрьская ночь озарилась светом горящих факелов. Легионеры размахивали ими, подняв высоко над головами; с факелов слетали пучки горящей пакли. Они хохотали. Часть факелов полетела через окошки в нашу кухню. Она запылала.

Все эти снаружи, в идиотских белых колпаках, выкрикивали: «Вылезайте, черномазые!» Может быть, они хотели напугать нас; мне же казалось, что это предупреждение — так же, как и факелы, брошенные в кухню.

Ну, разницы-то никакой… Ансамбль играл на высоком накале. Молодежь в зале веселилась, как могла. Никто и не догадывался, что творится снаружи, включая Джерри Мак-Кру, нашего помощника повара в тот вечер. Когда он открыл дверь в кухню, туда как раз влетел горящий факел. Пламя моментально опалило его волосы, загорелась и куртка.

Когда это произошло, я сидел у восточного простенка рядом с Тревом Доусоном и Диком Халлораном. Мне пришло в голову, что взорвалась газовая плита. Но только я поднялся, как тут же был сбит с ног толпой, повалившей к выходу. По мне прошлось не меньше дюжины ног, и это было единственным за весь вечер моментом, когда я испугался. Публику объяла паника, отовсюду слышались возгласы: «Пожар! Горим!» Я пытался подняться, но меня опять сбили с ног и кто-то заехал ботинком в голову; в ушах зазвенело; нос размазался по полу. Вдохнув свежей краски, я принялся чихать и кашлять одновременно. Следующий бежавший чуть не раздавил мне крестец: я почувствовал, как женский каблук вдавливается мне точно между ягодиц. Поверь сын, такого врагу не пожелаешь. Я подумал, что если ткань порвется, я просто истеку здесь кровью.

Это теперь смешно, а тогда — мне казалось, что обезумевшая толпа раздавит меня. Меня пихали, толкали, волочили, шпыняли; на меня наступили столько раз, что на следующий день спина стала сплошным синяком, и я не мог полностью разогнуться. Я кричал, но вряд ли кто-либо в этой толкотне меня слышал…

А спас меня Трев. Я вдруг увидел, как ко мне тянется темнокожая рука, и уцепился за нее как утопающий за соломинку. Я уцепился, а он вытягивал меня из потока, пытаясь поставить на ноги. И в этот момент чья-то нога угодила мне в шею…

Он дотронулся и помассировал ее — справа, ближе к уху. Я кивнул.

— …и я даже потерял сознание — на минуту, не больше. Но руки Трева не выпустил, и он не бросил меня. Наконец мне удалось прислониться к стене, и в это время перегородка между кухней и холлом с треском упала, и огонь загулял по залу. С кухни вырывались языки пламени, и люди в испуге шарахались в сторону. Некоторым это удавалось. Но не всем. Одного из наших парней — мне показалось, что это Горт Сарторис — горящая перегородка придавила к полу. Еще мгновение его рука из-под дымящейся, раскаленной перегородки двигалась вверх-вниз, как бы взывая о помощи, потом я потерял ее из виду… Белая девушка, не старше двадцати лет, вскрикнула, пробегая мимо: на ней загорелось платье. С ней был парень-студент, и я слышал, как она молила его помочь. Но он лишь дважды взмахнул рукой, попытавшись сбить пламя, и бросился догонять остальных, бросив ее…

На месте кухни была огненная стена. На нее становилось невозможно смотреть. В том пекле, Майки, очень легко было изжариться. Казалось, кожа блестит от вытопленного сала и похрустывают, скручиваясь, волосы в ноздрях.

— Надо сматываться! — кричал в ухо Трев, подталкивая меня вдоль стены. — Бежим!

Его удержал Дик Халлоран. Несмотря на свои девятнадцать лет и округлившиеся как пара бильярдных шаров глаза, он в отличие от нас сохранил трезвую голову. Дик удержал нас от глупости.

— Не туда, — крикнул он, — сюда, — и показал на эстраду, где… бушевало пламя.

— Ты с ума сошел! — отшатнулся Тревор. Его обычно сильный голос был теперь едва слышен из-за треска горящего дерева и панических выкриков разбегавшихся горожан. — Если смерти захотел, то мы с Вилли тебе не компания!

Трев продолжал тащить меня к двери, хотя скопление ошалевших людей совершенно скрыло ее из вида. Я плелся за ним, вряд ли в состоянии что-либо соображать. Единственное, что меня беспокоило, — не быть зажаренным подобно рождественскому гусю.

Дик схватил Тревора за волосы и, с силой развернув, ударил по щеке. Трев непонимающе хлопнул глазами, голова его мотнулась; он смотрел на Дика как на сумасшедшего. Дик крикнул Тревору в лицо:

— Иди туда, если не хочешь быть трупом! Они же держат дверь снаружи, идиот!

— Откуда ты знаешь? — выкрикнул Трев, и его крик перекрыл громкий хлопок «бамп!» — лопнул от жара барабан Марта Деверо. Пламя сбежало с эстрады; в холле загорелся пол.

— Я знаю! — отчаянно заорал Дик. — Знаю!..

Он схватил меня за другую руку; какое-то время они тянули меня каждый в свою сторону. Затем Трев, кинув последний взгляд на дверь, последовал за Диком. Тот метнулся к окошку, схватив по пути стул, но приблизиться к окну не удавалось — от пола исходил невыносимый жар. Дик толкнул Трева Доусона и указал себе на спину:

— Лезь! — крикнул он. — Лезь, чтоб тебя!..

Трев залез и перевалился через подоконник.