Онлайн

Я и предугадать не мог, что встречу свою сбежавшую и несостоявшуюся секретаршу здесь. В этой юдоли скорби, где государство всячески способствует обреченным как можно скорее увидеть свет в конце туннеля.

Если бы к этому мигу мы не были бы знакомы, то она перевернула бы мой мир с ног на голову прямо сейчас.

Я думал, что больше никогда ее не увижу. И вот опять. Худая угловатая фигура в узких рваных джинсах, все в той же ветровке, растрепанная коса на плече. В глазах стоят не пролившиеся слезы. А перед ней инвалидная коляска с усохшей женщиной с пергаментной кожей.

Защитить и сделать своей. Это была однозначная и мгновенная реакция на нее. Узнать о ней всю правду тоже не мешало бы. Еще одна подработка?

Какими квадратными глазами она на меня смотрела, стоя на аллее. Такая смелая в офисе, когда поднялась с колен, и такая испуганная сейчас. Глядя на нее, хотелось вымыть рот с мылом после всего, что я сказал ей этим утром.

Валерия. Так ее зовут.

И с ее появлением в моей жизни, мир сужается до нее одной.

А Зинаида, как заметила ее, сразу запела соловьем:

– …самоотверженная девушка, которая делает все ради своей бабушки. Таких работящих, как она, днем с огнем не сыщешь.

Значит, не подработка. А уход за родственницей.

И тут до меня доходит, что директриса и знать не знает, откуда Валерия берет деньги. На что идет ради бабушки. И как именно проявляется ее работоспособность.

– Очень хочется помочь, чтобы у нее все было хорошо и ей не пришлось… Ну делать такие вещи, о которых она бы потом пожалела.

– Поздно, – не сдержался я. Но потом выкрутился.

Еще утром я считал ее лживой проституткой. А сейчас снова вижу ее такой, как в первый вечер, когда она явилась в офис по рекомендации этой самой Зинаиды.

Я не хотел делать ей больно, а в итоге – так и поступил. Знал же, что лучше держаться от нее подальше.

Лера не знает, что я знаю, как она проводит вечера. Но после моего «поздно» непонимающе приподнимает одну бровь. Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу.

Одновременно с этим я вспоминаю ее слова, и если она работает только для того, чтобы содержать в клинике бабушку, то значит, может быть…

Может быть, она действительно хотела меня.

Просто так.

Разве это иррациональное желание не может быть обоюдным? Мне сносит крышу от одного ее вида. Хочется целовать, вымаливая прощение, и любить ее всю ночь, чтобы, наконец, обладать ею.

– Видите, я же говорю, замечательная девушка. Вы подумайте.

– Подумаю, – обещаю я.

Хотя думать уже не о чем. Все решено. Я в ее глазах редкостный мудак и сам сделал все, чтобы так оно и было.

И все-таки только я могу ей помочь. Ведь ей действительно нужна нормальная работа.

Зинаида прощается, и следом уходят мои парни. Они займутся мостом в понедельник за счет фирмы, а если тендер выиграем, то просто внесем траты в список. Если нет… Ну, значит, нет.

– Давай лучше я.

Я повел коляску сам. Невозможно смотреть, как она пыталась оттащить ее. Хочется сказать о многом, но не сейчас, когда между нами седая бабушка в кресле.

Удивительно, но все это время я не знал ее имени. Нарочно рвал все связующие нити. А она все равно оказывается рядом. Смотрю на ее профиль, пока она старательно отводит глаза.

– Валерия, значит… Вот и познакомились.

После всего.

Она косится на меня и моментально понимает, что заявление я в глаза не видел после того, как она его написала. Да, Лера, я его уничтожил в шредере, чтобы держаться от тебя подальше, но ты ворвалась в мою жизнь сутки назад и, кажется, теперь все вертится вокруг тебя.

Она вдруг хватается за мою руку, у нее ледяные пальцы. Хочется спросить, есть ли у Леры вообще теплое пальто, потому что ветровку не носят, когда по вечерам изо рта уже валит пар.

Она обегает коляску и опускается перед бабушкой на колени. Прямо рваными коленками на холодную землю.

– Валерия… – едва слышно шелестит женщина.

В глазах Леры стоят слезы. Она боится моргнуть, чтобы это наваждение не исчезло.

– Так зовут мою внучку, – произносит женщина, мечтательно глядя вдаль, и Лера все-таки моргает.

По щекам бегут слезы.

Старушка замолкает, а Лера так и сидит, замерев перед ней, ждет, что бабушка вспомнит ее. Или скажет что-нибудь еще.

Я оставляю коляску и подхожу к ней, поднимаю с колен. Она дрожит, цепляясь за меня.

Вожу рукой по голове, плечам и спине. Сейчас в этих жестах нет вожделения и страсти. Мне стыдно. За то, что другие женщины привили привычку, что все покупается и продается.

Теперь я, черт возьми, действительно хочу ее спасти. Хочу помочь.

Она трет тыльной стороной ладони глаза и отстраняется.

Вечерний тусклый полумрак делает ее кожу бледно-восковой. Глядя на меня, она вновь закусывает губу. Пытается отвести взгляд, но я наклоняюсь и целую ее.

Она замирает. Самое время оттолкнуть, послать или наорать. Но Лера отвечает на поцелуй, обхватив меня за шею обеими руками. Она смешно балансирует на цыпочках, ее тело под моими руками вытягивается в струну.

Мы целуемся какое-то время, а потом, так и не говоря ни слова, я снова берусь за коляску.

Когда мы добираемся до пандуса, уже темно. Горит только фонарь над входом.