Брайан обошел уже столько фирм звукозаписи, что у него закончились демо-диски. Он заходит в музыкальный магазин «Эйч-эм-ви» на Оксфорд-стрит и просит переписать на пластинку песни с магнитофонной бобины, отвергнутые компанией «Декка». Это обходится ему в один фунт. Джим Фой, техник звукозаписи, говорит, что группа звучит «очень неплохо», и спрашивает, есть ли у них контракт. «Нет, я уже всех обошел», — отвечает Брайан.
Фой проводит его наверх и знакомит с Сидом Коулманом, музыкальным издателем EMI. Сид интересуется, не пробовались ли ребята в EMI. Брайан отвечает:
«Мне сказали, что такое не пойдет». Тогда Сид спрашивает, говорили ли они с Джорджем Мартином.
— А кто это?
— Руководитель «Парлофона».
Брайану кажется, что он скатился на самое дно, ниже уже некуда: лейбл «Парлофон» — мусорка для комических куплетов и джаза.
Брайан постоянно ездит в Лондон показывать фирмам звукозаписи демку «Битлз». Он не хочет, чтобы отец узнал об этих поездках. «Только папе ни слова, — просит он помощника Алистера Тейлора всякий раз, как оставляет рабочее место. — Если он заглянет в магазин, не говори ему, где я».
Пол и Джон всякий раз ждут его возвращения из этих поездок в одной и той же кофейне на станции «Лайм-стрит». Завидев Брайана, парни всматриваются в его лицо, пытаясь понять: дурные вести их ждут или добрые. Вести всегда дурные.
К демке прилагается краткая справка о битлах. В ней говорится: «Эти четверо парней — превосходные инструменталисты, а также способны потрясающе и волнующе петь. Участники группы — исключительно талантливые и привлекательные личности».
Он уверяет всех, что битлы станут круче Элвиса. Бесконечные отказы его ничуть не смущают. В глубине души, замечает один его друг, Брайан считает себя избранником судьбы.
Фанаты из клуба «Кэверн» замечают внезапную перемену в образе битлов и в их манере вести себя на сцене. Что случилось? Пятнадцатилетнюю школьницу Шейлу Кэрни «будто кирпичом огрели». «Раньше они были грубыми и неотесанными, а потом вдруг раз — и стали ухоженными, чистенькими: и кожа, и блестящие волосы, и ногти, и одежда».
Никто не представляет, какими ухищрениями Брайан Эпстайн заставил их сменить образ. «В жизни не пойму, как Эпстайн добился того, чтобы Леннон надел костюм», — говорит местный музыкант Род Понт[937].
За гонорар в 18 фунтов — минус комиссия Брайана в 10 процентов — группа выступает в клубе «Фистл» в Уэст-Кирби, что в десяти милях от Ливерпуля. Это первый ангажемент, которого он для них добился.
Ранее тем же днем «Битлз» подписали с Брайаном Эпстайном контракт на пять лет. По условиям контракта Брайан получает 10 процентов от ежегодного дохода группы, если его размер не превышает 1500 фунтов; свыше этой суммы доля менеджера вырастает до 15 процентов.
Битлы приобрели в рассрочку гитары и усилители, и оставшиеся 200 фунтов долга оплачивает Брайан. Он же отводит ребят к Бено Дорну[938], своему портному, который шьет им из темно-синей мохеровой ткани модные костюмы с узкими лацканами. Битлы требуют заузить еще и брюки. Брайан сбивает цену с 28 гиней до 23, убеждая Дорна, что «Битлз» прославятся и у него прибавится заказов.
Помощник Брайана Алистер Тейлор тоже приходит. «Брайан взялся полностью преобразить парней. Вслед за костюмами последовали прически и новый гардероб: рубашки, галстуки, туфли — все-все-все. Брайан без обиняков спросил их, нет ли у кого каких возражений, но никто даже не пикнул. Битлы с самого начала поверили в Брайана, точно так же как он поверил в битлов».
Брайан настаивает на том, чтобы они привели себя в порядок. Он раздает строгие указания, отпечатанные на высококачественной бумаге: «На сцене не пить, не курить, резинку не жевать и ни в коем случае не сквернословить. Зрители приходят не для того, чтобы с вами поболтать, так что со сцены никаких разговорчиков с девчонками. Будьте пунктуальны. Если сказано явиться в определенное время, то, будьте добры, к нему и явитесь. Помните, что вы отныне профессионалы, которым надлежит следить за репутацией».
Джон Леннон, самый большой скандалист в группе, проникается уважением. Позднее он вспоминает, как «Брайан изложил инструкции на бумаге, и все вдруг стало взаправду, по-настоящему. Пока он не пришел, мы витали в облаках… А теперь на сцене мы больше не жевали булки с сыром и бутеры с джемом».
Раз.
Два.
Три.
Четыре.