One Two Three Four. «Битлз» в ритме времени

Рассчитывали, что на вечеринку приведут около сорока детей. Первая стайка прибыла в 14:15; их отправили в кабинет Питера Брауна, отведенный детворе. К трем часам, вспоминает Дилелло, «кабинет Питера Брауна превратился в настоящий дурдом; больше сотни детишек с воплями поглощали гору мороженого, пирожных и булочек с сосисками, нетерпеливо требуя зрелищ, обещанного чревовещателя и фокусника».

Эрнест и Эйприл Кастро с обычным огоньком представили роскошную программу чудес и магии, с чревовещанием и песенками про жизнь на ферме («Му-му тут и му-му там…»), а закончили фирменной «The Lettice Leefe Hop». Дилелло вспоминал, как дети «от восторга вопили так, что лопались барабанные перепонки».

Потом пришли Джон и Йоко, наряженные как мистер и миссис Санта-Клаус, хотя всего месяц назад красовались голышом на конверте «Two Virgins». Пит Шоттон заметил, что у Джона далеко не праздничное настроение: «Такого унылого Санты я в жизни не видал». Джон мрачно бурчал: «Хо-хо-хо», а Йоко раздавала подарки с помощью Мэри Хопкин, которая глубже прониклась духом праздника.

Пока дети разворачивали подарки, из дальнего конца комнаты раздался недовольный крик.

— Эй, чувак! Нам бы пожрать! ГОНИ ЖРАТВУ, ЧЕ ЗА ФИГНЯ! — возмущался оголодавший «Ангел ада» Фриско Пит.

— Подожди, — ответил Джон. — Скоро все будет.

— Че за херня?! Мы жрать хотим! Хули ЖДАТЬ-ТО?

В этот момент в кабинет вошел Алан Смит, журналист из «Нью мьюзикал экспресс», и вежливо попросил капельку внимания. Фриско Пит с ходу дал ему по морде, а потом заорал на Джона: «Тут у вас жратвы больше, чем людей, но пожрать никому не дают, эти две телки наверху велят мне ждать до семи. Там на кухне индейка весом сорок три фунта, и я хочу ее ПРЯМО ЩАС!!!»

Джон невозмутимо смотрел на него.

— Не знаю, чем вы думаете, — продолжал Фриско Пит, — но там, откуда я родом, если жратва есть, то людей кормят, а не морят голодом!

Вмешался Питер Браун:

— Мы непременно вас накормим, и я прошу прощения за задержку. Надеюсь, вы войдете в наше положение: работники на кухне трудятся с девяти утра, и на них сильно давят. Столы уже накрывают, это займет не больше десяти минут, и тогда мы все спустимся вниз, где и сможем наесться от пуза. Только, умоляю, потерпите.

Фриско Пит раздраженно помотал головой и ушел.

Спустя десять минут двери в кабинет Нила Эспинолла распахнулись, и за ними обнаружились столы, ломившиеся под весом закусок, холодного мяса, заливной рыбы, салатов, сыра и печенья, тортов, фруктов и конфет. А в центре во всем своем великолепии красовалась самая большая в стране индейка, идеально поджаренная Пруденс и Примроуз.

Вперед всех, расталкивая сотрудников и детей, хиппи, журналистов и прихлебателей, летел Фриско Пит, который схватил индейку, оторвал индюшачью ногу и впился в нее зубами. «В ней было фунта четыре веса, она больше походила на дубину пещерного человека, чем на индюшачью ногу», — вспоминал Дилелло.

К началу января Джордж начал жалеть о политике открытых дверей. Из офиса «Эппл» пропадало добро: телевизоры, электрические пишущие машинки, арифмометры, три сотни экземпляров альбома «Two Virgins», кинокамера, три конверта с секретарскими зарплатами, полдюжины диффузоров со студии, шесть обогревателей, электрическая сковорода, несколько ящиков вина и весь свинец с крыши. Джордж задумался, как бы повежливее избавиться от калифорнийской балдеж-команды. Для начала он официально уведомил Дерека Тейлора о том, что больше не желает их видеть. «И что мне им сказать?» — спросил Дерек, припомнив, как на Рождество чуть не избили Питера Брауна и Джона.

В конце концов именно Джордж, упрямый Джордж, приказал «Ангелам ада» выметаться. Однажды, когда он еще был подростком, к ним в дом явился коммивояжер. Мать Джорджа, Луиза, не раздумывая бросилась в спальню на втором этаже и выплеснула на голову бедолаге ведро воды с криком: «Пошел вон!»

«По-моему, свою упертость Джордж унаследовал от нее, — годами позже размышлял Пол. — Неразумных она не терпела[847], вот и Джордж тоже».

Недавнее увлечение хипповским мистицизмом, может быть, порой и уводило Джорджа не туда, но какая-то суровинка в нем еще оставалась. Эта черта характера позволяла ему возвращаться на истинный путь. Однажды вечером он вошел в комнату отдыха и заявил: «Всем привет! Ну так что, вы сегодня же собираете манатки и уходите?»

Безапелляционное заявление Джорджа ошеломило калифорнийскую балдеж-команду.

Первым пришел в себя Паук:

— Эй, чувак, у меня вопрос: ты нас ваще понимаешь или как?

— Инь и ян, орел и решка, да и нет, — загадочно ответил Джордж.

Дилелло сразу заметил, как переменилась атмосфера. «Он просто вынес им мозг.

Никто не знал, что сказать». Наконец Паук произнес:

— Лады, чувак, я понял. Десять минут — и нас нет.

132

Тридцатого января 1969 года, вскоре после полудня, констебль полиции Кен Уорф заметил, что на полицейской телефонной будке у Пиккадилли-серкус мигает синий огонек. Он подошел и снял трубку.

Звонил дежурный сержант:

— Вы слышите этот ужасный шум?

— Какой шум?

— Пошлите туда своих людей, пусть они его выключат.