Она уже мертва

А оказавшись вне стен дома, на садовой дорожке, она вдруг подумала о том, что сказал Лёка: у него нет тайн для Белки. Правильнее было бы – «от Белки», но трудно требовать от иного ясности языка… Да нет же, он выразился предельно ясно! То, что у него нет тайн для Белки, вовсе не означает, что тайн не имеется для кого-то другого. Того, с кем несчастный «даунито» может быть близок и кому доверяет. А таких людей лишь двое на всем белом свете: покойная Парвати да еще Сережа. Для них у Лёки было все, что угодно, – и любовь, и тайны. А посторонняя Белка, несмотря на свою хорошесть, ничего авансом не получит.

Как и следовало ожидать, Лёка снова привел ее к мастерской, но говорить о том, что уже была внутри, Полина вовсе не собиралась. И потому нацепила на лицо выражение живейшей заинтересованности, словно переступала порог Лёкиного жилища в первый раз.

– Ты все еще живешь здесь? – спросила она.

Лёка ничего не ответил, лишь втянул ноздрями пропахший айвой воздух.

– Что ты хотел мне показать?

Всему виной Шило. Его внезапный всплеск ярости, который оставил вполне материальные следы: холщовое полотно на верстаке смято, несколько плодов валяются на застеленном ковром топчане. Бока еще нескольких успели потемнеть от ударов тяжелого ботинка. На первый взгляд беспорядку, и без того царящему в мастерской, особый урон не нанесен, добавилось лишь несколько малозаметных штрихов.

Малозаметных для постороннего глаза.

Но для Лёки изменения существенны. Они свидетельствуют лишь об одном: кто-то вторгся на его территорию. И это привело деревенского дурачка в смятение. Ничем другим не объяснить нервное подрагивание рук, ссутулившуюся спину и прерывистое дыхание. В звериных норах глаз тоже не все спокойно: сполохи, что мелькают там, явно указывают на панику.

– Что-то не так, Лёка?

Губы Лёки раздвинулись, выпустив наружу странное, лишенное всякого смысла «Зимм-мам!». Неверной походкой он подошел к большим часам и зачем-то посмотрел на циферблат. А затем уперся ладонями в деревянный короб, скрывавший механизм. Полина почти физически ощущала, как напряжение покидает дурачка. Не оттого ли, что все его страхи оказались напрасными?

– Все в порядке?

– Белка хорошая и добрая. Она не сделает плохо Лёке.

Ну что ж, с некоторой натяжкой это можно считать ответом. Тем более что Лёка снова улыбается. Вернее, пытается улыбнуться.

– Конечно, нет. Значит, все хорошо?

– Хорошо.

Хорошо бы внимательнее осмотреть часы и даже заглянуть внутрь – недаром Лёка бросился именно к ним, как будто ожидал какого-то знака. И не получил его, и сразу успокоился. А может, наоборот, получил? Правды от самого Лёки не дождешься, ведь неизвестно, что именно он считает правдой. Что он считает тайной. И кто в его глазах сама Полина и все остальные.

– Я очень изменилась, Лёка?

– Белка такая же, как раньше.

– Мы были друзьями, помнишь?

Никогда они не были друзьями. У маленькой Белки был только один друг – Сережа, но его-то как раз и нет.

– Белка и Лёка – друзья. Так?

– Так, – послушно повторил Лёка.

– Пока я рядом, тебе ничто не угрожает. Я всегда смогу тебя защитить. И не стоит бояться Маш…

Наконец-то ему удалось справиться с улыбкой, теперь она сияет на лице, кривоватая и небрежная, как вывеска придорожной харчевни.

– Лёка не боится Маш. Лёке не страшно. Страшно будет потом.

– О чем ты?

– Потом.

– И… кому будет страшно?

– Потом.

До сих пор Полина разговаривала с ним, как разговаривала бы с маленьким ребенком. Наверное, в этом была ее ошибка. Лёка – не ребенок, он взрослый мужчина, на голову выше своей хрупкой питерской кузины; крепкий, с длинными жилистыми руками и обладающий к тому же недюжинной физической силой. Еще секунду назад Лёка умилял Полину, но теперь… В его блуждающей улыбке сквозит безумие, и нужно быть полной идиоткой, чтобы добровольно ступить под своды этой кафешки при дороге, вдалеке от основных трасс. Черт его знает, кто притаился в дальней комнате и что скрывают многочисленные подвалы, подсобки и морозильные камеры.

– Обещай, что скажешь мне, когда наступит «потом».

– Белка умная. Она сама все поймет.

Вот что все это время ускользало от Полины: несмотря на общую скудость словарного запаса, Лёка ни разу не потерял нить беседы, его ответы, иррациональные на первый взгляд, всегда адекватны и подчинены особой внутренней логике. Он прекрасно понимает происходящее вокруг, и всегда понимал. Парвати доверяла ему не только встречу малолетних родственников, но и – что гораздо существеннее – поездки на рынок. Лёка закупал провиант и вполне рационально распоряжался деньгами – задача непосильная для дурачка и «даунито». Что, если он притворяется? Живет, как удобно ему, и внимательно вглядывается в окружающий мир из-за стен своей мнимой недоразвитости? Бойницы этих стен настолько узки, что невозможно разглядеть, опасен Лёка или нет.

Полине остается лишь надеяться на «нет», ведь в произнесенном Лёкой не чувствовалось угрозы, скорее – печальная констатация: страшно будет потом.