– Насколько все плохо? – зажимаю мобильный плечом, а сама пытаюсь натянуть одежду. Но так как руки трясутся, у меня ничего не выходит. Бросаю вещи на пол и повыше натягиваю простынь.
– Яна сейчас в реанимации под аппаратом искусственной вентиляции легких. Кира, операция больше не может ждать. Если ее не сделать в ближайшие три дня…у Яны не будет шансов.
Замираю на месте. Внутри как будто взорвали ядерную бомбу. Все живое выжгли последние слова. «У Яны не будет шансов».
Я не могу этого допустить! Не могу потерять единственного близкого и самого дорогого человечка в моей жизни!
У меня остается один-единственный выход. Стас.
И, если для того, чтобы моя дочь смогла жить и осуществить свои мечты, мне необходимо отказаться от нее…Я готова. Это мне послужит уроком: я оказалась никудышной матерью и не смогла справиться со своими обязанностями.
– Я поняла вас, доктор. Деньги будут. Готовьте дочь к операции. Я скоро приеду, – отвечаю глухо и отключаюсь.
Со страхом смотрю на дверь. Там, за ней, наш последний шанс. Возможность спасти дочь. Нашу дочь.
Решительно выхожу из комнаты и быстрым шагом иду к Стасу. И выпаливаю, едва вижу его, пока не передумала.
– Стас, нам надо поговорить.
Он хмурится, окидывая меня хищным взглядом.
– Не люблю такое начало разговора. Оно, как правило не приносит ничего хорошего. Но раз начала, говори.
И тут у меня наступает ступор. А что я ему скажу? Правду? «Стас, у тебя есть ребенок. Я скрывала его целых семь лет».
Поверит ли он мне? Я бы тоже не поверила и выгнала к чертовой матери.
– Кира? – вырывает меня из мыслей голос Стаса. Поднимаю на него взгляд, смотрю в упор, и решение приходит само собой.
– Ты должен поехать со мной.
Он может не поверить словам, но ребенок, которого он увидит своими глазами, убедит его. Я надеюсь.
– Должен? – он вздергивает бровь, насмешливо глядя на меня.
– Пожалуйста, – шепчу, сдерживая набежавшие слезы. – Это очень важно.
Стас стоит, не шелохнувшись, несколько минут. Но потом все же отмирает и проходит мимо меня.
– Я буду готов через пять минут.
Облегченно выдохнув, прикрываю глаза и бегу скорее одеваться.
– Куда едем? – уже в машине спрашивает Стас, прожигая меня взглядом.
Называю адрес, опуская взгляд на свои сцепленные пальцы. Я не могу их разжать, потому что, если сделаю это, Стас увидит, как они дрожат.
Некоторое время мы едем молча. И все же я задаю вопрос, который мучает меня с самого момента пробуждения.
– Между нами что-то было?
– А ты ничего не помнишь? – Аверин загадочно усмехается, подмигивая мне.
Это звездец. Судя по его довольному виду, было. Осталось осторожно выяснить, что именно.
– Абсолютно. У меня всегда так, когда выпью. Я и алкоголь несовместимы. Поэтому стараюсь обходить его стороной.
– А что было вчера? Что-то случилось, и поэтому ты выпила?
– Вчера был день рождения у одной из наших коллег. Я сделала всего пару глотков шампанского, – оправдываюсь, чувствуя, как покрываюсь румянцем.
Стас удивленно присвистывает.
– Ничего себе! Это тебя так с пары глотков унесло?! Я в таком случае готов тебя спаивать хоть каждый день! – хохочет, кидая в мою сторону загадочные взгляды.
– Стас!
Я хочу все же добиться правды и узнать, что вчера исполняла, как Стас, нахмурившись, меня перебивает:
– Там, что, по этому адресу находится госпиталь?
Напрягаюсь от резкой смены темы. Но это немного отрезвляет: нельзя забывать, куда я везу Стаса и зачем.
– Да.
– Послушай, Кира. Если тебе нужны деньги на лечение мамы, то…
– Мама умерла пять лет назад, – перебиваю, не желая, чтобы Аверин дальше развивал эту тему. Мне все еще больно об этом говорить.
Я по глазам Стаса вижу, что у него на языке крутится множество вопросов, но мы уже паркуемся на стоянке возле больницы.
– Я тебе все расскажу. Только для начала ты должен…кое-что увидеть. Потерпи, ладно?
На посту я объясняю медсестре ситуацию, показывая рукой на поодаль стоящего Стаса. К счастью, персонал хорошо меня знает и с пониманием относится, поэтому нас пропускают в реанимацию к бусинке.
– Только ненадолго, Кира. Я итак иду на множественные нарушения…
– Я понимаю. Нам бы просто ее увидеть.
Стас нагоняет меня как раз у широкого окна палаты реанимации и, схватив за руку, спрашивает:
– Кира, что вообще происходит?
А я просто поворачиваюсь и смотрю в окно сквозь слезы на свою девочку. Она лежит без сознания, вся бледная, опутанная трубками, проводами и с кислородной маской на лице.
– Кто это?
Я молчу, не в силах признаться. Произнести главного. Того, что разрушит мою жизнь. Но, я надеюсь, спасет мою бусинку.
– Кто это, Кира? – с нажимом повторяет вопрос Стас.
– Ее зовут Яна. Она – моя дочь и она умирает. Нам нужна твоя помощь, – выдыхаю, словно в омут с головой прыгнула.
Теперь и Стас медленно поворачивает голову и смотрит на малышку, словно не верит своим глазам. Как будто я сказала что-то…из ряда вон.
Напряжение между нами нарастает в геометрической прогрессии. И чем дольше молчит Стас, тем больше я боюсь его реакции. И не зря.