В её злой, бурной и холодной крови кроме алкоголя явно сновали и другие дурманы, однако принимала их Марина тайно от собутыльниц, не признаваясь и не предлагая разделить. Но концентрация в ней яда, видимо, была такой, что окружающие невольно дурели и сами. Посвистов и припевок в её речи стало значительно меньше, зато повторять слова она стала чаще. Проступила навязчивая тема сравнения, и сравнивала себя Марина не с фривольной певичкой Истамановой и не со своими ближними и дальними современницами, а с Верой Комиссаржевской. Получалось, что вся русская история в XX веке упорно и очень успешно вела к тому, чтобы Марина не стала Комиссаржевской. «У них языки с гувернантками и в них Чеховы и Блоки влюбляются, а у нас мама-воровка с ткацкой фабрики и никаких Блоков». Наконец Марина договорилась до того, что в мире всегда есть всё, что нужно миру, и если в мире нет великих актрис, значит, они миру и не нужны. Анна согласилась, добавив, что не только великих актрис, но и вообще никаких великих людей более не нужно, потому что это ведёт к дискриминации людей по признаку масштаба личности, а это ничем не лучше пропаганды национального или социального превосходства.
– Да! – воскликнула она. – Следовало бы изъять из оборота выражения «великий писатель», «великий учёный». Запрещено!
– А «известный», «знаменитый», фррр… что ещё?., «прославленный», «выдающийся»? Можно?
– «Выдающийся» – ни в коем случае, это дискриминация того ряда, из которого он выдаётся, а остальное можно.
– Не-е. – засмеялась Марина. – Ничего нельзя. Тоже дискриминация. Надо упразднить… это всё. А то получится, что тот, кто известен, лучше тех, кто неизвестен. Обида людям! Подумаешь, одного в лицо знают миллионы, другого тридцать человек, ну и что?
– Правильно, – согласилась Анна. – И вообще, знаете, Марина, я никогда не могла этого понять, что понаписано везде… и в русской литре тоже… что человек – это тайна и бездна. Я не вижу никаких что-то бездн… безднов. Все такие элементарные… вроде автоматов с напитками. Положишь денежку, нажмёшь на кнопочку – льётся в стаканчик. Какие бездны-тайны? Все переварено-выговорено. Заболтано.
Они нашли на Большой Н….ской старорежимную забегаловку с дешёвой водкой и котлетами, где сидели уютные потрёпанные люди, по-хорошему размякнув своими насупленными лицами. Напротив располагался Театр имени Маяковского, и Марина, взяв порцию котлет и вдохновенно повизгивая, принялась мечтать о том, что вот сейчас войдет актриса Н. или режиссёр А. и она скажет им: «Ребята, привет! Я была Марина Фанардина, я нахамила Бисову и теперь я стала бомжом! купите бывшей актрисе водки!» Но випы маяковские не появились, и от котлет набравшись сил, двинулись к устрицам в ресторан на К…рском переулке, где располагалась, по словам Марины, могила русского художественного театра. «Да, помер он и погребён, и за тобой черёд… – пела она Офелией. – Могила! И при ней могильщики с жёнами, и детьми, и внуками, и все это брюхатое, мохнатое… мхатое… кодло выращивает на могилке какие-то свои монструозные огурцы…»Миска и Хорошо Пописавший тем временем лежали в машине, чуток поблевав, блаженно сопя и заслужив от Марины титул «хлипкая молодёжь». Её же саму чёрт не брал.