Она что-то знала

– Мы ничем не лучше, твоя правда. Только мы для Бога место на земле держим изо всех сил. вот мы потому и скучные. Гадить-то веселей.

– Кто гадит? Я гажу? А церковь в Горбатове благодаря кому?

– А потому, что у тебя сердце куда лучше головы твоей путаной и заполошной, – резонно сказал отец Николай, наскучив спором.

Конечно, трудно было не понять, из-за чего загорелся спорами да разговорами Октябрь Платонович: глазки незамужней симпатичной гостьи из Петербурга были тому виной. Но эти глазки наделали смуты не только в душе Октября – Пётр Иванович Касимов упорно делал вид, что никакого такого серебристого облака справа от него не сидит, и старался туда не смотреть, и сердился, что смотреть нельзя, и от этой бури чувств совсем окоченел и стал приметно напиваться. Вздохнул и любитель прекрасного, милейший Пётр Степанович, на досуге писавший маслом жену Веру. Понравилась Анна и тихому «Ивану Алёновичу» – он потом сказал матери: «Такая вежливая, воспитанная, настоящая петербурженка». Словом, дух легкого эротического возбуждения витал над столом, приятно подзвучивая и дополняя дух спиртной.

Но тут на улице раздались резкие, требовательные сигналы. «Мишка! – охнула Алёна. – Мишенька приехал!» И бросилась молнией на двор. «Э-э, – протянул Октябрь Платонович. – Проклятие Алёнкино приехало, красавчик её заявился…»

Алёна вернулась, ведя за собой высокого и стройного парня лет двадцати, пепельного блондина с тёмными бровями и серо-голубыми глазами, притом – с исключительно недовольным выражением лица. Он не ожидал посиделок и оглядел собравшихся хмуро, чуть ли не с отвращением.

– Ишь сгрибился, – шепнула Анне Ирина Ивановна. – Не любит нас, брезгует. Такой бирюк!

Мишеньке сразу подставили чистую тарелку, навалили еды, налили питья, он стал есть, тоже недовольно. Правда, на Анну он посмотрел с любопытством – и даже спросил, как там Питер.

– А ничего, не потонули еще, – ответила Анна. Мишенька хмыкнул и продолжал есть.

– Как дела-то, голубчик? – спросила Алёна.

– Нормально дела, – отвечало чадо. – Я на ночь только. Завтра поеду.

– А что ж так? Оставайся, я тебе наверху постелю, и живи. Мы тогда тут, внизу… В твоей-то комнате наша гостья сегодня… Ты же не предупредил…

– Да ладно.

Застолье развалилось. При Мише никто говорить вольно не захотел. Разбились на группки, пошли – кто вглубь дома, кто посуду мыть помогать, кто в сад прогуляться. Анна, Октябрь Платонович и касимовская Наташа пошли в сад.

Сияла тёплая, добротная ночь. Луна шла на убыль, но ещё кое-что могла. Анна вдыхала воздух и с удовольствием смотрела на своих спутников. На хороших людей…

– Видели, как он на нас посмотрел, нахлебник? – кипятилась Наташа. – И это всё, на всю жизнь крест Алёнке. Презирает её, что замуж вышла, что живёт в глуши. Деньги дерёт. А она только плачет…

– Что ж поделаешь с материнским сердцем? – вздохнул Октябрь.

– То и поделаешь, что нечего уродов выкармливать. А вы, Анечка, что ж – не замужем?

– Я была, – ответила Анна. – Развелись.

– Вот жалко. У вас характер хороший для семейной жизни – спокойный, без этой, знаете, заводки бабской, – – сказала Наташа.

– С таким характером и одной хорошо, – вмешался Октябрь, которому хотелось отмести всех возможных Аниных мужей хотя бы ментально. – А насчёт Мишки ты, Наталья, не права. Он ведь не нас конкретно презирает. Он вообще злится на всю ситуацию, из-за которой он был вынужден лишиться родного места. Просил он Алёну замуж выходить в Тамбовскую область? Как не крути, она всё-таки отчасти перед ним виновата.

– Да ладно! – махнула рукой Наташа. – Чего ж он обратно не едет в Питер? Там квартира есть. И университеты там имеются. А не едет, потому что ему здесь удобно и хорошо, и мать всегда шёлковая и перед ним виноватая. Она же считает, что он инопланетянин, честно! Она мне так и говорила: он, Наташенька, необыкновенный человек, он звёздный мальчик, инопланетянин. Видишь, какой он красивый, какие у него руки изящные? Инопланетянин! Хитрый, ленивый, злой. У нас таких инопланетян пол-страны…

– Парень действительно красивый и тебе уже не по зубам, – съехидничал Октябрь.

– Да больно мне нужна шпана подростковая. У меня у самой в доме ходит такой инопланетянин, задницу лишний раз не подымет, и с матерью разговор короткий: подай, принеси, пошла вон.

– Что, Лёшка и Касимову грубит?

– Касимову, ты сам знаешь, у нас никто, кроме тебя, ещё грубить не пробовал. Жизня дороже. На мне дитятко отыгрывается…