Она что-то знала

– Я врач. Материалист. Абстракции не для меня. А что в людях кое-что имеется кроме – тела и что само собой оно завестись не могло – так это ясно и без моего умишка. Сами собой только черви да вши заводятся. А так верую, конечно, по-простому, без рассуждений. Вера быт оформляет и людям какую-то общинную жилку даёт. Что ж сидеть-то всё по клетям, за заборами! Это пусть богачи сидят. А мы на миру живём! Как это вы хорошо, внимательно слушаете. Это у вас просто талант…

По Народной улице спустились к Мураше, к небольшой площади у моста, где стояли несколько примитивных, добротно сколоченных скамеек.

– Здесь автобусы идут на Тамбов, на Ржаксу. Но сейчас уже всё, пятница, вечер. Никого не будет, – объяснила Алёна. – А там, за Мурашей, наши поля.

– Сторожа-то есть?

– А как же. В очередь мужики сторожат, за приплату. И ружья имеются. Да у нас и крыша есть!

– Крыша? Здесь – крыша?

– А вот присядем, я вам расскажу. Мы когда кредит взяли на завод да начали дело налаживать, так стали волноваться: мы ж газеты читаем, телевизор смотрим. Понимаем, что в стране происходит. Касимов говорит: без крыши нас раздавят. Такой данью обложат, что нам без крыши крышка. А где мы её возьмем? Мы ж как младенцы в джунглях. Спросить не у кого, наших тамбовских знать надо: нипочём не скажут ничего. Будут мычать только. Ну, выяснили, кто в Тамбове главный. Оказалось, зовут Миша Светлый и гуляет он в ресторане «Орлёнок». Вздохнули мы и поехали.

– К Мише?

– К Мише. Меня в русский костюм обрядили, с шитой рубашкой, взяли отца Николая, Касимов поехал, Огурчик мой и Октябрь. На блюде всю продукцию нашу разложили, фрукты-овощи для красы и огурчики, огурчики наши в плошках деревянных – ну картина Кустодиева. Пришли в «Орлёнок», днём пришли, пошептались с администрацией, пустили нас. Сидим в углу, два часа, три. Тут заваливается наш красавец с гоп-компанией. Пошёл музон-шансон, закрякала певица Динара, мы выжидаем. Потом решились – встали. Отец Николай, конечно, за столом остался. Меня вперёд с блюдом. Мишу Светлым-то прозвали не потому, что он дитя света, он убийца и шкуродёр, а потому, что весь белёсый и светлые пиджаки любит, шёлковые. Подходит наша группа ряженых. У Миши пасть отвалилась, а мы начинаем речь, как Баяны какие-то вещие – так и так, наслышаны о вас, просим помощи и милости к освобождённому народу, который желает своим трудом и так далее. Указываем на отца Николая вдали. Вот, говорим, всё по благословению и с разрешения. Дичь немилосердная, Октябрь сочинял. А вот проскочило! Что-то Октябрь правильное знает про свою нацию. Просим отведать и не прогневаться. Я только улыбаюсь, они ж не любят, когда бабы высовываются. Ну, Мишу нашего аж на слезу пробило! Схряпал наш огурчик – а он у нас, как откусываешь, издает такой звук особенный, мы называем «хряп». Обнял нас, перецеловал. Сам, говорит, приеду, и приехал, слушайте. Осмотрел всё, мы принимали на высшем уровне. Обложил нас данью – семь бочек огурчиков в год. И всё, и всё! Если что, говорит, ко мне лично. До чего ж они, суки, театр любят, постановочку! Они ж сами как из американского кино, все поддельные, правда, с местным колоритом. Но стоит Миша Светлый крепко, у нас вообще в Тамбовщине все процессы протекают в оттяжечку, так что конца ему пока не видно. Зато у нас крыша теперь прочнее железа. Вечерело. Мураша текла не быстро и не медленно. Правильно текла. Приветливо, без истерики, мычали коровы, возвращаясь домой. Жизнь не кипела в яростных страстях, но и не валялась в летаргическом сне. Осуществлялась понемножку.. Анна чувствовала, что ей с Алёной интересно и спокойно. «Четвёртая лилия» казалась сильнее и прочнее своих подруг. «Нет, этой ничего не грозит, – думала Анна. – Она богатырша!»

– Вы, наверное, сами тогда на себя удивлялись – как это вас занесло, куда? Вы ли это?

– И не говорите. Сказка Пушкина! Я, питерская врачиха, театралка, стою с подносом перед Мишей Светлым, чтоб спасти родной консервный завод! Это кому рассказать!

– А вы подругам рассказывали?

– Конечно, они ужасно смеялись. Не все, правда…

– Марина больше всех. Роза улыбалась снисходительно. А Лиля сердилась.

– Как вы здорово изучили наши характеры! Всё так и было. Конечно, Лилька не могла одобрить, что я перед бандитами унижалась. А Роза вообще никакой России никогда в глаза не видела. Маринка – та всё кричала: запиши, я тебя умоляю! Запиши всю эту провинциальную петрушку! Это будут новые губернские очерки!

– А Щедрин здесь жил?

– Нет, Щедрин в Рязани и Твери был вице-губернатором. Рязань и Тверь оспаривают честь быть прототипом города Глупова. У нас Державин жил, потом Андрей Платонов. «Город Градов» Платонова – это с Тамбова писано. Ядовитая вещь. Я это не потому знаю, что я такая образованная, а из-за Октября, он нас просвещает без продыху. У него и кружок краеведческий есть, и он ребят по области возит, с экскурсиями. У нас автобус имеется школьный, купили пару лет назад.

– Я прямо-таки уже умираю от желания повидать вашего Октября. Титаническая из ваших рассказов получается фигура.