Он все время уходит

Само собой, что таким авторам рассчитывать на бессмертье не приходилось. Хотя процесс работы «фабрики гениев» оставался тайной для непосвящённых и тайной за семью печатями для самих авторов, со временем её окружил ореол дурной славы. Кто-то из родственников погибших даже подал на Бруна в суд, обвиняя его в связях с нечистой силой. В суде, естественно, такую жалобу сочли курьёзной и не стали рассматривать. Однако приток рукописей в издательство резко сократился, а те, которые поступали, были на редкость бескровными: их авторы, связываясь с Товией, боялись искушать судьбу. Товия Брун медленно, но неуклонно уходил в тень.

Это была тень талантливейшего из учеников мастера – Нахума Архибластера. Нахум изобрёл новую тактику: в отличие от Товии, он сам пошёл к писателю. Через сеть знакомых выходил на автора, следил за его работой, и, как только книга была закончена, за ней приходил человек Архибластера. Автора по-прежнему убивали – но уже без помпы, при наспех состряпанных обстоятельствах. Оставить в живых литератора Нахум не мог – ему нужны были хорошие писатели, а если их не убивать, они быстро портятся. Охотника за рукописями стали называть «соавтором» – сперва на издательском арго, а вскоре и официально – имя охотника стали ставить на обложке книги под именем автора.

Так складывалась система. К бесспорным достижениям литературного процесса при Архибластере следует отнести то, что в это время из литературы ушли случайные люди, прекратился приток серости, который захлестывал её во все времена. Продолжали писать только те, кто не мог без этого, кто понимал – возможность писать – слишком большая роскошь, чтобы писать плохо. Но вместе с тем системе Архибластера было ещё далеко до совершенства – это было по сути дела хищническое истребление литераторов. Нахум не оставлял писателю малейшего шанса на выживание, и это могло привести к полному прекращению литературного процесса.

Этот шанс дал литератору пришедший после Нахума Менахем Кривой. Менахем принимает у соавторов только незаконченные книги – с некоторых пор публику больше интересует то, что автор не успел сделать, а не то, что он сделал. Таким образом; писатель теперь даже может издать свою книгу – если ему удастся её закончить. Шимон Поплавский до встречи со мной издал восемь книг – разумеется, один, без соавторов. Хотя главный соавтор – Смерть – всегда ходит рядом и не даёт размениваться на мелочи.

Но Шимон – скорее исключение, чем правило. Очень редкое исключение. Обычно соавтор ставит своё имя уже на второй, а то и на первой книге. Армия охотников столь многочисленна, что вокруг авторов четырёх-пяти книг разгораются целые войны (конечно, проще нащёлкать дюжину новичков, но уважающий себя охотник промышляет только крупной дичью). Разветвлённая сеть “знакомых” пронизывает все слои общества и не оставляет без внимания ни одной написанной строки. Писателей становится всё меньше и меньше, им снова грозит полное уничтожение. Раньше я сожалел бы об этом, но теперь, когда сам начал писать, понял: этого не произойдёт. Мы останемся. Потому что настоящий писатель – это не профессия, не призвание, даже не дар Божий, как многие полагают. О том, что такое писатель и как я узнал об этом, мой дальнейший рассказ.

3

Перед тем, как идти на Шимона Поплавского, я прочел всё его книги, от корки до корки. Это один из моих охотничьих секретов – изучив творчество писателя, я знаю его как облупленного. Это действовало безотказно – в тридцати двух случаях ни одного сбоя.

Когда я выходил на автора, я знал о нём все, я видел его насквозь и мог предугадать каждое из его движений.

О Шимоне я тоже узнал почти всё. Только один небольшой рассказ из его первой книги я не смог тогда разгадать. Рассказ этот назывался «Строители острова».

Старик нагружает лодку камнем и уплывает в море. Там, за чертой горизонта, он высыпает груз в волны и возвращается на берег. Снова загружается и снова увозит камень в море – на то же место. – Он – сумасшедший. Он насыпает остров, – говорят о нём. Так продолжается изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Странный лодочник невероятно стар. У него дрожат руки и ноги, он уже почти не может передвигаться по земле, он ослеп – но упорно продолжает свой нелепый труд. Наконец пьяные в дым молодые люди, решив поразвлечься, окружают старика в открытом море, переворачивают лодку и топят его. Когда лицо старика показывается над волнами в последний раз, на нём проступает радостная, почти ликующая усмешка избавления.

Наутро юноши просыпаются с тяжелого похмелья. Их мучит жуткая головная боль, ни один из них не помнит того, что было вчера. Но все шестеро, точно повинуясь таинственному властному зову, идут на берег. Каждый из них нагружает свою лодку камнями, и они плывут за горизонт. На том месте, где это делал старик, они разгружают лодки.

– Лучше привозить песок, – говорит один из них, поранив руку острым камнем. – Можно будет разгружать лопатами.

– Нет, это бесполезно, – возражает другой. – Вода размоет песок. Пойдут только камни.