Он убил меня под Луанг-Прабангом. Ненаписанные романы

– Земля населена людьми, – мягко улыбаясь, ответил Ка Кху, – а люди сотканы из привычек. Привычки – это жалкий слепок сути. Люди стремятся не к счастью, но к привычному понятию счастья. Привычная жажда привычных благ рождает в мире суету, а Будда считает суету злом. Будда – над привычками, и поэтому он счастлив, ибо свободен. Люди закабаляют себя, принимая от уходящих поколений привычки.

– В таком случае, они закабаляют себя и принимая от уходящих привычку верить…

– Верить во что? Вы имеете в виду веру в Будду?

– Не только в Будду… в Иегову, Христа, Мохаммеда…

– Христос – это иное. Христиане ставят человека под власть Бога, они отделяют человека от Бога. А Будда никогда не настаивал на незыблемости своих догм. Принцип Будды – отрицание отрицания. Только мы отрицаем устаревшую догму не с привычной кровожадностью к чужой ошибке, но с уважением к отринутому, ибо оно натолкнуло нас на истину. На ту истину, которая тоже, рано или поздно, будет отринута потомками. Рожденье нового и смерть старого – это звенья одного процесса развития.

– Как бы это получше объяснить людям? – улыбнулся Степанов.

– Людям мешает привычная система мышления.

– Может ли человек избавиться от привычки?

– Будда смог. А каждый человек может стать Буддой, если он готов победить в себе зло.

– Как это сделать?

– Смирить привычную гордыню. Человек должен исповедовать систему вакуума.

– Как это? – не понял Степанов.

Монах поднял с пола пачку сигарет, оглядел ее со всех сторон и спросил:

– Что это?

– Сигареты, – ответил Степанов.

– Почему? А может быть, это – ящерица? Или кабан? Почему это – сигареты? Только потому, что я имею глаза – раз, в пещере есть свет – два, пачка сама по себе имеет форму и цвет – три, мои пальцы ощущают форму – четыре и, наконец, все эти объективные компоненты складываются в понятие, которое отныне будет заложено в меня – в мой вакуум. Как только человек перестанет быть вакуумом, способным воспринимать новое, он делается рабом привычных понятий, он перестает явления пропускать через себя, он духовно погибает. А что логичнее воспринять вакууму: добро или зло? Конечно же добро.

– Добро – не пачка сигарет, – ответил Степанов. – Это не объемное понятие, но термин, который каждый человек понимает по-разному; все зависит от того, в каких условиях, – Степанов улыбнулся, – в каких привычных условиях жил человек, кто его воспитывал и наставлял… Американцы, которые бомбят ваши пагоды и школы, считают, что они сражаются со злом во имя добра.

Ка Кху тоже улыбнулся и очень мягко ответил:

– Быстрота и категоричность мышления – тоже привычка. Вы торопитесь в вашем мышлении. Наши враги привычно считают, что они выполняют свой долг перед их родиной. Я слежу за радиопередачами из Америки; назовите мне хотя бы одного нашего врага, приехавшего на эту войну добровольно. Непривычно для людей только одно – смерть. А тысячи смертей их солдат заставляют Америку искать зло в происходящем. Поиск зла – это всегда путь к добру. Их солдатами движет не порыв, но привычка выполнять приказ.

– Сдаюсь, ваше святейшество, – сказал Степанов, поднимая руки: он боялся обидеть этого сутулого старика с громадными скорбными глазами.

– «Сдаюсь» – это термин войны, а религия Будды – это учение мира и любви.

– А как быть с любовью? – не удержался Степанов. – Любовь – это тоже привычка?

– Да.

– Значит, любовь порочна?

– Суетна, – улыбнулся Ка Кху. – Что такое любовь? Минутное наслаждение, а после усталость и пустота…

– Любовь не приносит усталость. Любовь дает силу.

– Вы не правы. Любовь не может быть равноправной, это всегда – борьба. А разве неравноправие может дать силы? Впрочем, Будда не запрещает любить. Будда вообще ничего не запрещает. Будда лишь советует…

К монаху подошел бритоголовый служка и сказал:

– Святой отец, через десять минут у вас проповедь…

– Здесь есть монастырь? – спросил Степанов.

– Нет. Я буду выступать с проповедью по радио. Здесь в пещерах радиостанция.

– О чем будет проповедь?

– Об основной догме нашей веры – взаимоотношение силы и гуманизма.

Степанов закурил и сказал:

– Насколько я знаю, ваша главная догма – гуманизм и сила. Или от перемены мест сумма не меняется?

Ка Кху отхлебнул остывшего чая, нахмурился и ответил – совсем тихо:

– Вы правы. Классический буддизм древности ставил на первое место гуманизм, а уже после силу, которая необходима каждому, чтобы стать гуманным. Не наша вина, что нам приходится звать народ поначалу к силе, а не к гуманизму. Мы должны быть сильными, чтобы победить, а уж после наступит эта гуманизма – так учим мы сейчас. Нас заставляют бомбежки учить азиатов догме силы. Америка забыла, что нас – половина мира. Это очень страшно, когда половина мира начинает исповедовать догму силы, отводя на второй план догму гуманизма. Но как же быть иначе, – спросил он скорбно, – когда убивают детей и разрушают больницы?

00.31

– Почему ты не пьешь? – спросила Сара.

– У меня скоро новый вылет.

– Когда?

– Через четыре часа.

– Разве нельзя его отменить?

– Можно. Наверное, можно.

– Ну так что ж?

– Я не хочу его отменять.

– Почему?

– Так.

– Что с тобой случилось, Эд?