Он придет

– Тоже удивились? Наверняка какой-то немец-насильник в роду отметился, в старинные времена. Потом она еще сильнее осветлилась, чтобы окончательно походить на американку. Набралась опыта, сменила имя на Илену, тратила кучу денег на шмотки, на машину… – Только тут до Очоа дошло, что она критикует того, кого уже нет в живых, и Ракель быстро сменила тон: – Но под всей этой наружной шелухой она была настоящим человеком, не какой-то там пустышкой. Действительно одаренной учительницей, а таких очень немного. Она работала с ОО, знаете ли.

Ограниченно обучаемые[50] – это не умственно отсталые, как принято считать, но такая категория детей все равно испытывает серьезные проблемы с усвоением знаний. В нее входят все – от одаренных детей с отдельными проблемами восприятия до тех, чьи эмоциональные конфликты встают на пути обучения даже чтению и письму. Учить таких – очень сложное и выматывающее дело. Это может стать либо источником постоянной болезненной неудовлетворенности, либо стимулирующим вызовом – в зависимости от мотивации, энергии и таланта учителя.

– У Илены был настоящий дар заставить их проявиться – детишек, с которыми больше никто не мог работать. Просто бездна терпения. Вы этого никогда не подумали бы, увидев ее. Она была… яркая. Всегда сильно накрашивалась, наряжалась, чтобы показать себя. Иногда выглядела просто как девушка легкого поведения. Но никогда не гнушалась сесть на пол вместе с детишками, и плевать ей было, что она запачкается. Буквально влезала им в головы – посвящала себя им полностью, без остатка. Дети ее просто обожали. Вот взгляните.

Еще одна фотка. Илена Гутиэрес в окружении улыбающихся детишек. Она стояла на полу на коленях, а они лазали по ней, дергали за подол блузки, клали ей головы на колени. Высокая, хорошо сложенная молодая женщина – скорее просто симпатичная, чем красавица, с совершенно земным, открытым взглядом; овальное личико обрамляет копна желтоватых уложенных волос, выступающих разительным контрастом к латиноамериканским чертам лица. За исключением этих черт – классическая молодая калифорнийка. Того типа, что лежат лицом вниз на песке Малибу, расстегнув лифчик купальника и подставив солнцу гладкую бронзовую спину. Девушка с рекламы «Кока-Колы» и шоу «прокачанных тачек», что заезжает в супермаркет в крошечном топике и шортах и выходит оттуда с шестибаночной упаковкой прохладительного в руках. Она не должна была закончить свой жизненный путь в виде избитого безжизненного куска мяса, засунутого в выдвижной ящик морозильника городского морга.

Ракель Очоа взяла фотографию у меня из рук, и мне показалось, что на лице у нее промелькнула зависть.

– Илена мертва, – сказала она, укладывая снимок обратно в сумочку и хмурясь, словно я только что совершил какое-то святотатство.

– Похоже, они ее просто обожали, – заметил я.

– И вправду обожали. А теперь они достались одной старой кошёлке, которой насрать и на них, и на свою работу. Теперь, когда Илену… когда ее больше нет.

Очоа расплакалась, прикрывая лицо платком от моих глаз. Ее худенькие плечи тряслись. Она съехала на сиденье кабинки пониже, будто пытаясь спрятаться, и тихо всхлипывала.

Я встал, обошел столик и обнял ее за плечи. Под рукой она казалась непрочной и невесомой, как паутина.

– Не-не. Всё со мной в порядке. – Но она тут же придвинулась ближе, зарывшись в полы моей крутки, как в нору в ожидании долгой холодной зимы.

Держа ее в руках, я вдруг осознал, что ее близость мне приятна. И пахла она приятно. В руках у меня оказалось что-то на удивление мягкое, женское. Я вообразил, как подхватываю ее на руки, легкую, как перышко, и хрупкую, и несу в постель, где ее мучительный плач вскоре смолкает под влиянием самого действенного в виде лекарства – оргазма. Дурацкая фантазия, потому что требовалось нечто большее, чем банальный трах и обнимашки, чтобы разрешить ее проблемы. Дурацкая, потому что вовсе не для этого затевалась встреча. Чисто плотское возбуждение подняло свою уродливую голову в самый неподходящий для этого момент. И все же я не отпускал ее до тех пор, пока всхлипывания не замедлились, а дыхание не стало размеренным. Подумав о Робин, я в конце концов отпустил ее и передвинулся на свое место.

Избегая моего взгляда, Ракель достала пудру и быстро исправила нанесенные макияжу повреждения.

– Ну я и дура.

– Нет, дело не в этом. Панегирики для этого и предназначены.

Она на миг задумалась, после чего ухитрилась улыбнуться.

– Да, наверное, вы правы. – Потянулась через стол и положила свою маленькую руку поверх моей. – Спасибо вам. Мне так ее не хватает.

– Понимаю.

– Да ну? – Очоа отдернула руку, внезапно рассердившись.

– Нет, пожалуй, что нет. Я никогда еще не терял того, с кем был по-настоящему близок. Вы готовы принять мои самые искренние соболезнования?

– Простите. Я вела себя грубо – с того самого момента, как вы вошли. Это так тяжело… Все эти чувства – печаль, пустота и злость на то чудовище, которое это сделало… Такое ведь только чудовище могло сделать, так ведь?

– Да.

– Вы его поймаете? Тот большой детектив его поймает?