Он поет танго

Девушка со сложной прической сообщила путешественникам, что место основания Буэнос-Айреса — это Пласа-де-Майо, потому что именно там 11 июня 1580 года бискаец Хуан де Гарай посадил Древо справедливости и расчистил своим мечом землю вокруг, расправляясь с кустами и тростником в знак того, что он вступает во владение городом и портом. А сорока четырьмя годами раньше гранадец Педро де Мендоса проделал то же самое в парке Лесама, на другой площади, в полумиле южнее, но в тот раз город был опустошен и сожжен, пока Мендоса умирал от сифилиса на борту корабля.

С самого рождения Буэнос-Айреса его основателей преследовала череда загадочных бедствий. Команда на кораблях Мендосы дважды бунтовала против него, один из его кораблей сбился с курса и затерялся в Карибском море, его солдаты страдали от голода и практиковали людоедство, почти все форты, которые он основал за время своих странствий, были уничтожены внезапными пожарами. Гараю тоже пришлось столкнуться с бунтами в своих гарнизонах, однако самый страшный бунт произошел у него в голове. В 1581 году он кинулся на поиски фантастического Города Цезарей, который грезился ему в виде острова великанов, охраняемого драконами и грифами, и в центре которого возвышался храм из золота и самоцветов, сверкавший даже в сумерках. Гарай спустился более чем на сто миль по изгибу бухты Самборомбон и по южной части Атлантического океана, но не обнаружил никаких следов выдуманного им города. Когда он вернулся, он уже плохо ориентировался в реальности и, чтобы вернуть себе рассудок, должен был вновь обратиться к мечтам. В марте 1583 года Гарай двигался на бригантине в сторону Каркараньи и как-то ночью заблудился в хитросплетении протоков и речушек, не в силах отыскать выход. Тогда он решил высадиться на твердую землю и вместе со своей командой из пятидесяти испанцев дожидаться рассвета. Но так и не дождался. Еще до наступления утра отряд воинственных индейцев-керанди напал на их лагерь и избавил Гарая от мечтаний с помощью острых копий.

После родового имения экскурсантов доставляли к дому на улице Майпу, где Борхес жил почти что в монашеской келье, отгороженный от спальни своей матери деревянной перегородкой. В этой тесной каморке едва хватало места для кровати, светильника и письменного стола. Демонстрация этого скромного пристанища, к тому же давно исчезнувшего, в программу экскурсии не входила. Туристам предоставлялся только общий план с фасадом в центре, зато милостиво разрешался более детальный осмотр расположенной напротив книжной лавки «Город», куда Борхес отправлялся каждое утро, чтобы диктовать стихотворения, которые его слепота не позволяла писать.

Несмотря на отдельные транспортные проблемы, до сей поры экскурсия проходила спокойно. Ее течение нарушали разве что брань водителей, вынужденных тормозить, пропуская большой автобус, да адские звуки автомобильных сирен, которые когда-то заставляли самого Борхеса подумывать о переезде в какой-нибудь тихий пригород. Путешественников ничто не тревожило до определенного момента, где-то после десяти часов утра. Они опознавали достопримечательности своего маршрута, поскольку все они в общих чертах были описаны в скандинавских туристических путеводителях.

Первое нарушение привычного хода вещей случилось, когда по наущению муниципального гида туристы рискнули отправиться в пешую прогулку по улице Флорида — от перекрестка с улицей Парагвай, повторяя почти что каждодневный путь Борхеса в Национальную библиотеку. Ничто здесь не напоминало рассказы, написанные тридцать лет назад, и даже не соответствовало сведениям их многословных копенгагенских путеводителей. Улица, которая в конце девятнадцатого века была элегантным бульваром, а позже, в шестидесятые годы, стала пространством авангарда, безумия, вызова порядку и реальности, в то субботнее утро превратилась в точную копию центрально-американской барахолки под открытым небом. Прямо посреди мостовой сотни торговцев расстелили свои одеяла и платки, чтобы разместить на них предметы столь же ненужные, сколь и притягательные: карандаши и расчески гигантских размеров, твердые негнущиеся поясные ремни, керамические чайники с горлышками, загнутыми к самой ручке, портреты карандашом, не имеющие никакого сходства с моделями.