Он мой кошмар

— Что ты делаешь вечером?

На мой вопрос он не отвечает, зато задает свой.

— Работаю.

— До скольки?

— Как получится. У меня немного ненормированный график.

— Понял.

Он говорит что-то еще, но я пропускаю это мимо ушей, потому что рядом с нами притормаживает машина Кострова.

Он разговаривает по телефону, а когда поворачивает голову и видит меня в машине Панкратова… по его лицу расползается разочарование. Он хмыкает и дает по газам, прямо на красный.

Андрей, конечно, тоже это замечает, но игнорирует. Мне кажется, он вообще где-то не здесь. Правда, я быстро об этом забываю. На универовской парковке к нам сразу подбегает Леська. Она как ни в чем не бывало бросает Панкратову «привет» и с азартом в глазах начинает верещать:

— У нас намечается конкурс красоты, мы должны участвовать!

— Тебе придется без меня.

Леська хмурится и, прищурившись, кивает на Андрея, который стоит за моей спиной.

Оборачиваюсь к нему, видя поднятые вверх ладони как жест оправдания, мол, я тут ни при чем.

— Я буду в жюри, — успокаиваю подругу, — конкурс планировали еще с сентября.

— Ты знала и ничего не сказала?

— Все было на этапе рассмотрения, — пожимаю плечами.

— М-да, ну и с кем мне тогда здесь соревноваться? — Бережная осматривает вузовский двор с печальным вздохом. Но разочаровывается недолго, ей звонят, и она отбегает в сторону, давая знак — встретимся в аудитории.

Провожаю подружку взглядом и медленно разворачиваюсь к Андрею лицом.

— Я заберу тебя после пар.

Панкратов зарывается пальцами в мои волосы. Целует, вынуждая привстать на цыпочки и опоясать его корпус. В животе просыпаются те самые бабочки. Меня переполняют чувства. Эмоции, которых я боюсь всю свою жизнь.

У меня перед глазами не было примера нормальных отношений. Было только самопожертвование, и я так боюсь ступить на ту же тропинку…

— В три, — шепчу ему в губы. — У меня будет свободный час перед работой. И да, на работу можешь тоже подвезти, я не откажусь, — смеюсь и наконец-то ловлю первую улыбку Андрея за сегодняшнее утро.

— Отвезу, но…

— Что?

— Вечером ты полностью в моем распоряжении.

— Звучишь как настоящий сексист.

— Почему? Место, куда едем, выберешь сама, — он откровенно издевается, пряча свои подколы под маской серьезности.

— Если у меня будет свободное время, — смотрю на часы, — пара уже десять минут как началась. Пошли.

47

Андрей

— Зачем ты усилил охрану? — захожу в отцовский кабинет и киваю на окно, сквозь которое виднеются снующие туда-сюда охранники с калашами.

Отец потирает ручку кожаного кресла и вытаскивает из стола конверт.

— Что это? — придвигаю к себе письмо.

— А ты прочти.

Бегло скольжу взглядом по напечатанным строчкам. По позвоночнику ползет холодок. Это не волна ледяного ужаса, еще нет.

— Это прямая угроза?!

То ли спрашиваю, то ли просто констатирую факт. Хотя, если тебе начинают указывать, что делать, и красочно описывают последствия твоего отказа… это все же угроза.

— Хотелось бы мне думать иначе.

Отец сворачивает крышку с бутылки и наливает янтарную жидкость в стоящий рядом бокал. По кабинету расползается терпкий аромат двадцатилетнего виски.

— Кто? Есть зацепки?

— Я выясняю. Вечером верну Славика домой. Здесь ему будет безопаснее.

Киваю. Сейчас в нашем доме действительно как в самой настоящей крепости, рвов только не хватает. А если учесть, что в письме с угрозами было четко упомянуто имя брата…

— Это твой последний год в университете, — отец потирает подбородок пальцами и задумчиво смотрит перед собой.

— Помню.

— Надеюсь, что и про все наши договоренности ты тоже не забыл.

— Нет, — машинально запускаю руку в карман, сжимая лежащий там телефон пальцами.

Тело мгновенно напрягается. Мое обещание витает в воздухе с удушающе-рвотным запахом. Четыре года свободы. Четыре курса университета вдали от дурдома, что всегда происходил в этом городе. Отсрочка и шанс на нормальную жизнь, прежде чем вступить в семейное дело и навсегда заключить себя в кандалы.

— Это хорошо.

— Что будешь делать? — красноречиво смотрю на письмо.

Папа ухмыляется и разрывает бумагу на мелкие куски.

— Ничего.

По интонациям и выражению лица понятно одно: бездействие — часть плана. Но какого, пока непонятно.

— Я уехал, — бросаю уже через плечо и закрываю за собой дверь кабинета.

В кулаке уже давно зажаты ключи от машины. Единственное желание сейчас — свалить.

Путь от дома до подъезда Еськиной пятиэтажки преодолеваю минут за десять. Знаю, что сорвал джекпот. Успел засветиться на всех камерах с нехилым превышением скорости.

Выжимаю тормоз, колеса прокручиваются с небольшим усилием, оставляя на асфальте черные следы.

Есения спускается почти сразу, покачивая бедрами, преодолевает расстояние от разбитых ступенек до тачки и ныряет внутрь. Она что-то говорит, спрашивает. Понимаю, что выдаю мизер эмоций и практически не реагирую. Как бы ни старался отодвинуть от себя происходящее в доме, не могу.

Семья превыше всего. Так было всегда. Я рос с этой мыслью. Ее вдалбливали с самого рождения. Нет ничего важнее семьи…