Он меня не отпустит (СИ)

— Моему отцу не говорите, пожалуйста. Хотя бы столько, сколько можете.

Да, конечно же, мою фамилию узнали. Папу знали очень и очень многие в столице.

— Хорошо. На этом все, Александра Максимовна. Мы свяжемся с вами и с Демидом Олеговичем насчет дальнейших действий, — полицейский поднялся.

— Благодарю.

В этот же момент из одной из комнат вышел его коллега. Сделал ему знак, мол все сделано. Попрощавшись со мной, мужчины исчезли за дверью. Заперев ее на все замки, я прислонилась спиной к твердой поверхности. Ноги не держали. Я сползла прямо на покрытый пылью с ботинок пол, подтянула колени к груди и положила на них голову. Закрыла глаза. Заставила себя дышать. Выдох длиннее вдоха.

К горлу подкатили рыдания, тело пробрала дрожь. Я не смогла сдержаться и не заплакать. Не смогла не всхлипывать.

Сквозь собственный плач услышала шаги.

— Можно я подойду, Саша? — глухой, чужой голос.

Подняв голову, я увидела Демида. Левая сторона его лица буквально на глазах опухала. На белом, как мел, лице, бешено горели покрасневшие глаза. Руки с вспухшими костяшками были сжаты в кулаки. Он переодел порванную в драке рубашку и был теперь просто в футболке и деловых брюках. Я видела, что он тоже дрожит, хоть очень пытается это сдерживать.

Перекатившись на колени, я сама раскрыла объятия и потянулась к нему. Обняла, насколько могла дотянуться руками, прижалась всем телом. Так хотелось окутать его своим теплом, закрыть собой от всего этого кошмара. Утешить, унять боль. Залечить раны.

— Не плачь! Пожалуйста, не плачь, Сашенька, — хрипло шептал он, обнимая меня. — Не плачь!

Покачивался, баюкая меня словно ребенка. Баюкал ли его кто-то в детстве? Любил ли, обнимал, жалел, когда он разбивал коленки? Скорее всего нет.

Как в таком случае он мог вырасти таким? Хорошим. По-настоящему хорошим мужчиной, с правильными принципами, со здоровым отношением к жизни. Да, я его еще мало знала. Но поводов убедиться в этом уже было достаточно. Особенно в сравнении со Степой.

Пожалуй, сейчас, в эти минуты я стала еще сильнее гордиться тем, каким человеком является Демид.

Когда я немного успокоилась, Демид поднял меня на руки и отнес на диван в зале. Усадив на него сам сел рядом, но уже не обнимал.

— Прости меня, — сказал, глядя в сторону.

— Да за что?

Он стиснул зубы. На скулах стали ходуном ходить желваки. В глаза не смотрел, только в сторону. Словно не мог.

— За то, Сашенька, что не рассказал тебе, с кем ты на самом деле имеешь дело. Не рассказал, с какого я днища и что я сам днище. Что я сын отморозка, каких мало. Что я из тех людей, от которых лучше держаться подальше…

— Да что ты говоришь? — выпалила я.

— Правду говорю, Саша, — он подавился словами. — И я пойму, если ты не захочешь…

Я каждой клеточкой своего тела ощущала, как тяжело ему даются слова. Содрогалась от боли, которая была за ними спрятана. Вот, значит, как. Он думает, что я…

— Словом, если ты захочешь от меня уйти, то я пойму.

— Господи, Дем, — придвинувшись к нему, я обхватила руками мужское лицо.

Осторожно, стараясь не причинить боли, развернула к себе. Смотреть в его глаза было физически больно.

— Как ты мог подумать, что я захочу от тебя уйти из-за твоего отца? Это какой-то бред… Я с самого начала знала, что твой отец преступник. Мне мой сказал после той вашей драки со Степой. Но ты — это не он. Мы не выбираем у кого родиться, но выбираем, кем вырасти, кем стать. И ты стал просто замечательным. Нет, иногда ты ведешь себя как упрямый идиот, как беспредельщик, но ты все равно замечательный. Хороший, самый лучший. По крайней мере, для меня.

Я увидела как задрожали его губы, как глаза наполнились слезами и торопливо обняла его. Перебралась верхом, прижимаясь всем телом. Почувствовала, как дрожат его плечи, почувствовала влагу на своей шее, в изгиб которой он зарылся лицом.

— Я люблю тебя, понятно? И горжусь тобой. Теперь вдвойне потому что знаю, насколько тяжело тебе было стать тем, кем ты стал, — прошептала, гладя его по затылку.

Демид глухо выругался. Сжал меня руками так сильно, словно хотел втрамбовать в себя. Сделать с собой одним целым. Рвано и тяжело дышал, вжимаясь лицом в изгиб моей шеи. Успокаивался мною, а я им.

В какой-то момент он поймал мои губы. Это был сладко-горький поцелуй со вкусом крови и слез. Исцеляющий душу. Утешающий и дающий опору в этом мире. Ему и мне. Но вскоре он стал уже страстным и полным желания. И я почувствовала, как пробуждается мое тело. Как льнет к телу Демида.

Он стянул с меня футболку, обвел горячими ладонями изгибы, следуя за ними губами. Заставляя затрепетать и выгнуться навстречу ласкам, а вскоре позабыть обо всем, окунувшись в блаженство.

Потом, когда все закончилось, мы лежали, переплетясь телами. Взмокшие, разомлевшие, дремали в объятиях друг-друга. Из полусна меня вырвала трель телефона. Выбравшись из-под руки Демида, я стала его искать.

Звонил папа. Н-да, недолго смог тот полицейский держать свое слово.

— Саша, как ты?

— Все в порядке, папа, — выдохнула я.

— Я сейчас приеду и заберу тебя оттуда. И мне плевать…