Он летает под аплодисменты

А скоро маэстро Басби вместе с Сидни уже сидели на веранде ресторана – в знаменитом «Мезонине Мозжухина», что нависал над морем. Крышей заведению служили ветви старых пихт. Владельцем же был сам прославленный актер. Притча во языцах: так испугался бунта семнадцатого года, что сбежал во Францию. Однако вернулся с триумфом: его тамошний фильм про английского трагика не сходил с европейских экранов несколько лет. Но приятели не обращали внимания ни на хозяина, томным взглядом окидывающего свои владения, ни на изнеженную Иду Верде, что скандалила за столиком у обрыва, ни на знаменитое семейство брутального героя-любовника Николая Баталова. Ибо Сидни рисовал перед «маэстро Басби» фантасмагорические картины.

– Мои бумаги. Чертежи. That is – миракл! Revolution! Синема can speak! Sound! Звук, you see? Everybody говорить!

– Ну, конечно, – скептически улыбался Басби. – Мотор авто рычит! Обманутый муж кричит! Зрители падают в обморок, да?

– Oh, yes! – Сидни перемахивал с английского на ломаный русский, возвращался к родному языку и, вонзив вилку в поджаристую корочку цыпленка «табака», размахивал в воздухе распятой птицей. На них оборачивались. Басби делал извиняющиеся жесты – «однако бывает», «празднуем ангажемент-с», «заморский турист». Подошел обеспокоенный распорядитель. Басби сунул ему купюру, и тот, благосклонно кивая, двинулся дальше вдоль столиков – то ручку поцелует, то потреплет дитя по льняной головке, то шаркнет ножкой. Басби исхитрился поймать цыпленка, сорвавшегося с вилки и готовившегося спланировать на пышные локоны дамы за соседним столиком. Оп! И оторвано хрустящее крылышко. Оп! И подхвачен стаканчик с местным терпким вином.

– Сидни, дружище! Люблю тебя как брата, потому что ты брат мне по воображаемому миру. В нем мы танцуем вдоль бульваров, а продавщицы кренделей поют нам приветственные куплеты. Но, милый мой, твое изобретение совершенно лишено смысла. Синематограф прекрасно обходится без звука. Придумай-ка мне лучше несколько механизмов для театральной сцены – я, знаешь ли, нанят постановщиком. Мюзикл! А хочешь заняться звуками – давай сочиним симфонию гудков! Разложим оркестровку на автомобильные гудки, паровозы подключим – весь городок вздрогнет от эдакого концерта! Андестэнд?

Сидни сокрушенно качал головой, хотя было видно, что идея с автомобильными гудками пришлась ему по вкусу. А раскрасневшийся Басби смотрел на морской ковер, что расстилался внизу, на автостраду, лентой вьющуюся вдоль берега и уходящую в горы, где уже зажигались огни на виллах, и все насыщеннее синело безмятежное небо. Он оглянулся на посетителей ресторации – жемчуга в женских прическах, золотые булавки в галстуках, музыканты дразнят звуками изнеженного танго. Никто, никто из завсегдатаев пока не знает его. Но пройдет совсем немного времени… Ему показалось, он слышит голоса – все окликают его, ласкают комплиментами, розы в вырезах девичьих платьев, летают смычки скрипок. А Сидни тихо-тихо и без остановки лопотал что-то по-английски, то жмурясь от неведомого удовольствия, то хмурясь на неведомые нападки. Он сидел спиной к обществу, опершись подбородком о руку. Он не видел ни моря, ни зажигающихся огней, ни блеска бриллиантовой пыли, которой дамы обсыпали свои платья. В голове у него крутились шестеренки звукозаписывающего устройства, сходились и расходились магнитные волны.

Совсем стемнело, и двое приятелей шли по песчаной полоске пляжа, напевая песенку, которой маэстро Басби собирал, бывало, обитателей лайнера «Георг Пятый» на танцы. «Шикарный Басби обнимает небосклон! Шикарный Басби вам заводит патефон». Маэстро снял изобретателю номер в своем отеле – у самого Сидни не было ни гроша.

Глава V Лидия испытывает незнакомые ощущения

– Ну, милая, ну, попробуй сделать то, что советовал доктор Ман! Расслабься, прислушайся к своим ощущениям. Он предлагал неможко вывернуть наружу ступни и колени. Пожалуйста! – Збигнев Збарски лежал на жене. Он заботливо подоткнул пуховое одеяло, чтобы противный холодный воздух не проник к ее вечно тревожащемуся телу. И успел вовремя сдвинуть с пяток краешек – а то она «ими задыхалась». И… Да разве сложно для любящего человека производить все эти милые ухищрения? – Подумай, детка, о чем-нибудь приятном, – нежно ворковал он на ухо Лидии, целуя ее белое плечо, ухо, жесткие волосы. И, опираясь на руки, пытался удержать свой вес в воздухе. Однако на этот раз фокус не удался. Его обожаемая Лидия заныла:

– Ты так давишь, что у меня начинается клаустрофобия! Ах, боже, я сейчас задохнусь, – она принялась глотать ртом воздух. – Скорей отодвинься! Скорей же!

Збышек откинулся на подушку. И приказал себе сохранять спокойствие. В сущности, он был очень уравновешенным человеком. Среди мятых простыней он нащупал журнал – любимый Лидией «Вестник домашнего спирита» – и стал обмахивать жену. Безмятежность – его девиз. Только так можно пережить будни его неги. Неги страсти.

Лидия тяжело дышала, широко открыв рот. Но, увидев кроткую улыбку мужа, тут же почувствовала себя виноватой.