Он изменил мою жизнь (СИ)

— А если бы он… если бы… у меня никого больше нет, ты мне и папа, и мама, — разрывается рыданиями и бросается ко мне на шею.

У самой по щекам катятся слёзы от понимания, что, если бы не Леонид, всё могло бы закончиться печально. Бабульки вряд ли бы справились с Пашей, а дядя Толя мог бы и не успеть спуститься. Моя Ева осталась бы сиротой, опять.

— Всё-всё, — успокаивающе глажу её подрагивающее тело, сама шмыгая носом.

— В доме есть какие-нибудь успокоительные? Или всё же едем в больницу? — голос Леонида звучит спокойно, но глаза говорят о другом — он в гневе.

— Не надо, я ей чай с ромашкой заварю, правда? — последнее слово обращено к сестре, и она едва заметно кивает. — Идём, — встаю, и вместе заходим на кухню. — Садись и успокойся, — усаживаю Еву на стул и вручаю стакан воды.

Редко увидишь мою сестру в таком состоянии, она всегда жизнерадостная, но, к сожалению, пережитый в пять лет нервный срыв после новости о смерти родителей иногда выскакивает вот таким образом.

— Вы как здесь оказались? — спрашиваю Леонида, когда ставлю на стол три кружки ромашкового чая.

— М? — переспрашивает, вырвавшись из каких-то своих мыслей.

— Почему приехали? — задаю вопрос, попутно сжимая руку Евы, которая медленно успокаивается.

— Ваш телефон трезвонил без остановки, звонил какой-то Паша, — прочистив горло, отвечает и делает глоток чая, несмотря на то что он безумно горячий. — Трубку не взял, не имею права, но, когда на экране высветилось сообщение «Либо ответишь, либо я тебе зубы выбью», сел в машину и приехал, — проговаривает, а я чувствую, как горят мои щёки. — Вовремя, — добавляет, отвернувшись.

— Спасибо, — в который уже раз я его благодарю.

— Кто этот человек, Виктория? — вопрос задан пугающе серьёзным тоном, а взгляд предупреждает, что я должна отвечать честно.

— Мой муж, — отвечаю и стыдливо опускаю голову. — Хотелось бы сказать, что бывший, но Паша упёрся и отказывается давать мне развод.

— Ясно, — сухо произносит. — И часто он позволяет себе подобное?

— Нет, — мотаю головой. — То есть, раньше такого не было, потом что-то случилось…

— Он просто козёл, который ничего в своей жизни не делал, кроме вмятины на диване, — зло вставляет сестра.

— Ева, пожалуйста, — умоляюще смотрю на неё.

— Нет, от вас, видимо, честного ответа не дождусь, так что пусть говорит, — холодным тоном проговаривает Леонид.

Могла бы, конечно, возмутиться, но почему-то молчу, поджав губы. Есть в нём что-то, что не позволяет ему перечить.

— Сколько его помню, был козлом, — начинает сестра. — Никогда ничего не делал, только ждал, когда его накормят, денег дадут и спать уложат. Друзей приводил, пиво пили и играли в эту дурацкую приставку, а потом полз до кровати, а Вика полночи убирала последствия их посиделок, — Ева рассказывает, а я будто снова в прошлое возвращаюсь. — А когда он первый раз её ударил, потому что она возмутилась из-за того, что он даже не пытается найти работу… — она замолкает, а я не знаю куда себя деть от стыда.

— Хватит, — бурчу, повернувшись к сестре.

— Я, в принципе, всё понял, — вздыхает Леонид. — Спасибо за чай, — говорит, вставая на ноги, и выходит из квартиры, даже не попрощавшись.

Глава 12

Глава 12

Вика

Куда-то ехать не было никакого желания, особенно, когда наутро обнаружила свою шею в синяках и подкожных кровоподтёках. И если глаза, в которых полопались капилляры, можно скрыть очками, то намотать вокруг шеи шарф в тридцатиградусную жару как-то уже совсем глупо. Тональным кремом не удалось ничего скрыть и, опершись руками о раковину в ванной, я заплакала.

Не понимаю, как человек может так измениться. Паша в начале был таким милым, казался мне, восемнадцатилетней девушке, на которую свалились большие обязанности, опорой и крепким плечом. А в итоге получилось, что я усыновила большого ребёнка, которого надо было так же, как и мою пятилетнюю сестру, одевать, кормить и воспитывать.

Я вышла замуж, потому что решила, что на тот момент это было самое верное решение. Молодая, жившая до этого под крылом родителей, осталась одна с младшей сестрой на руках. Думала, будет легче с мужчиной рядом, тем более была любовь, и считала, что когда-нибудь мы всё равно поженимся. Но я сильно просчиталась, теперь пожинаю плоды своей глупости.

— Мам! — окликает меня Ева из-за двери.

— Я сейчас, — отвечаю, спешно вытираю слёзы и умываю лицо холодной водой, после чего выхожу из ванной комнаты. — Доброе утро, соня! — улыбаюсь, осматривая сестрёнку в пижаме из шорт и футболки с принтом куклы Барби.

— Доброе, мама, — кивает, протирая глаза, и поднимается на носочки, чтобы оставить на моей щеке поцелуй.

По утрам, ещё не до конца проснувшись, она всегда называет меня мамой, не помню, чтобы было по-другому уже десять лет.

— Иди умойся, и пошли завтракать, — целую в лоб и подталкиваю к ванной комнате.