Омут

Эмми находилась всего в десяти шагах от меня, я мог бы до нее дотронуться, если бы встал и протянул руку, но на самом деле она была бесконечно далека. Не знаю, как Грэгори промыл ей мозги, но Амаранта, похоже, стала его убежденной последовательницей и не собиралась отказываться от своего нового мировоззрения.

— Я не желаю тебе зла, — я постарался хоть как-то успокоить девушку.

— Прекрасно. Тогда отпусти меня, — невозмутимо парировала Эмми.

— Не могу. Возможно, я сделаю это позже, — немного подумав, сказал я.

— Чего ты добиваешься? — Пусть глаза Эмми и посветлели, приобретя свой обычный оттенок, но она все еще очень сердилась.

— Для начала я хочу просто поговорить.

— Говори, — девушка сделала приглашающий жест.

— Когда мы расстались, мне казалось, я смогу научиться жить без тебя, — я встал и сделал шаг к клетке. — Но прошло время, и я понял, как ошибался. Каждую минуту я думал только о тебе. Я так и не научился существовать, не нуждаясь в тебе. Я мечтаю о том, что мы снова будем вместе, — Амаранта подошла к краю клетки, и я воспринял это как приглашение.

Казалось, мои слова нашли отклик в ее сердце. Это читалось в широко распахнутых глазах, которые, не отрываясь, смотрели на меня. Готов поклясться, что увидел в них то же выражение, которое было там прежде, когда она еще любила меня.

Я подошел к клетке почти вплотную, и тут Амаранта одним молниеносным движением просунула руку между прутьями клетки, схватила меня за ворот рубашки и притянула к себе. Тепло ее дыхания обожгло щеку. Близость Эмми разбудила дремавшие доселе чувства, и я чуть не задохнулся от нахлынувших эмоций. Слепая, всепоглощающая страсть затопила сознание, тайфуном пронеслась по всему телу, сметая последние очаги здравого смысла. Я все отдал бы за то, чтобы повторить незабываемые мгновения нашего поцелуя, почувствовать сладкий вкус алых губ, тепло кожи под своей ладонью. Но, как ни печально это признавать, у Эмми были совсем другие намерения.

— Я могу прямо сейчас сломать твою хрупкую шею, — прошептала она, глядя в приоткрытый ворот моей рубашки. — Что ты на это скажешь? Ты все еще хочешь рассказать мне о своих чувствах? — Девушка недобро улыбнулась.

Досадно, что не удалось до нее достучаться. Может, я просто плохой оратор, и мне сложно передать всю силу своего чувства? Но я не собирался сдаваться, несмотря даже на то, что горячо любимая девушка угрожала мне смертью. И, хотя я точно знал — она действительно в состоянии выполнить угрозу (по крайней мере, у нее хватило бы на это физической силы), все равно надеялся на лучший исход.

— Если ты пытаешься убедить меня в том, что превратилась в злобного вампира, то знай, у тебя ничего не выйдет, — прохрипел я, так как горло было передавлено воротом рубашки.

Эмми, которая до этого смотрела лишь на мою шею, наконец решилась поглядеть мне в лицо. Когда наши взгляды встретились, я как будто впервые увидел ее глаза. У них был тот же лазурный цвет, что и у крыльев бабочки Морфо. Это сравнение неожиданно возникло в голове, но именно оно наиболее точно передавало саму суть оттенка этих невероятных глаз. Их бесконечность поражала, затягивала как трясина, и я падал в них, как в самый глубокий в мире омут. Но мне это даже нравилось. Я готов был тонуть в них вечно, полностью раствориться в этой бескрайней синеве.

Амаранта хотела что-то сказать, но вдруг передумала и резко оттолкнула меня, словно я был прокаженным, и она испугалась подхватить заразу. Я лишь чудом устоял на ногах.

— Я такая, какая есть, и не собираюсь меняться, — чуть дрожащим голосом заявила она.

— Я и не прошу. — Я расправил помятую рубашку, не рискуя снова приблизиться к клетке.

— Тогда чего же ты хочешь?

— Просто быть с тобой.

Амаранта бросила в мою сторону странный взгляд и с усмешкой произнесла:

— Тогда подойди поближе, — поманила она меня пальцем, — и я гарантирую тебе, что мы вечно будем вместе.

Опять это слово — «вечно». Эмми произнесла его с особым придыханием, и я сразу догадался, какой смысл она в него вкладывала. Это было весьма заманчивое предложение: получить вечную жизнь из ее рук; жаль, что его нельзя было принять. Не будь я охотником до мозга костей, возможно, и согласился бы, но усвоенные еще в детстве моральные устои моей семьи утверждали: вампиры — это зло. Одно дело — любить вампира (хотя даже этот барьер дался мне с трудом) и совсем другое — пополнить их ряды. Я не был готов стать одним из них. Да и что сказал бы на это отец? Даже представить страшно.

Амаранта, видя, что я не тороплюсь принять ее предложение, горько усмехнулась.

— Так я и думала. Ты — сын своего отца. Охотник в полном смысле этого слова, — странно, как ни старался, я так и не сумел уловить в ее голосе разочарования.

— Это не помеха.