Омут

Думая об отце, Ниов передёрнул плечами и раздражённо фыркнул. Ему хорошо говорить. Вверив сыну все базарные дела, он удалялся с местными мужиками в трактир и до самого заката, пока не утихал торговый гул, круг за кругом опрокидывал стакан, выслушивая последние сельские сплетни да пересуды, бросив Ниова весь день торчать у лотка, изнывая на испепеляющей жаре.

Вообще-то Ниов любил ярмарки. Ему нравился весёлый гам, разноголосое перекликивание и пёстрый калейдоскоп балаганных шатров. Однако сегодняшний день сулил мало приятного, и, со злости наподдав коленом болтающуюся под ногами корзину, Ниов ускорил шаг.

Он знал эти места и мог самой безлунной ночью наощупь найти дорогу меж густо разросшихся дубов. Отсюда до ярмарки напрямки нужно было продираться через чащобу, но Ниов ходко устремился вперёд, ловко перепрыгивая через поваленные трухлявые стволы и пригибаясь пониже, чтобы, не сбавляя темпа, проскочить по туннелю меж низко нависавших сучьев, уныло шелестевших на ветру. Ступать по лесной подстилке было приятно, и, замечая, что земля пошла под уклон, Ниов прибавил ходу и чуть не вприпрыжку стал отмахивать под горку версту за верстой. Бойкие лесные пташки довольно щебетали в резной листве, а раскинувшиеся узловатые стволы радовали глаз пушистой зелёной шапкой. По пути Ниов спугнул пару белок, с туго набитыми щеками ловко метнувшихся вверх к безопасному дуплу.

Совсем скоро лес поредел, и он вышел к колодцу. Одинокий дом на окраине села принадлежал местному попу. Покосившаяся крыша наползала на два маленьких притулившихся у самой земли оконца, а ставни настолько рассохлись, что под малейшими порывами ветра издавали протяжный заунывный скрип.

Наполовину заросший мхом колодец был излюбленным местом сельской детворы, когда, набегавшись вдосталь по заливному лугу, раскинувшемуся до самого горизонта, они неслись сюда освежиться и с визгом обливались студёной водой, брызгая друг в друга и весело хохоча.

Однако сейчас здесь было тихо. «Оно и немудрено. Малышня-то спозаранку уж на ярмарке», – подумал Ниов, подходя к избе, и вдруг остановился.

Прислонившись спиной к колодезному срубу, лицом к нему стояла сгорбленная старуха, завёрнутая в какие-то пёстрые лохмотья. Увидав его, она оперлась на видавшую виды кривую клюку и поманила дрожащей рукой, указывая на болтавшееся рядом ведро.

– Дозволь воды напиться, мил человек, подсоби-ка старой, – натужно просипела она, вертя сморщенной головёнкой, увенчанной каким-то тюрбаном, из-под которого выбивались тонкие паутинки седых волос.

– Давай, бабуля, посторонись, – ответил Ниов, ставя корзину на траву и направляясь к колодцу.

Скинув ведро вниз, он досчитал до десяти и сноровистыми движениями принялся накручивать жалобно лязгнувшую ржавую цепь. Ловко поддев дужку, он плюхнул полное до краёв ведро на бревенчатый край колодца, расплескав воду на сморщенные босые ноги.

– Студёна водица-то, – заплясала старуха, забавно поёживаясь и поджимая по переменке то одну, то другую ступню.

– Само то в такую-то жару, – невольно ухмыльнулся Ниов, глядя на развернувшуюся перед ним пляску Святого Витта.

Бормоча что-то про ломившие кости, старуха сгорбилась над ведром, но тут же отпрянула, тыча корявым пальцем в прозрачную воду:

– Ты ж погляди, жаба что ль?

– Да откуда ж тут жаба, бабуля, – отмахнулся Ниов, склоняясь над кристально чистой водой, как вдруг что-то резко ударило его по темени и, брякнувшись челюстью о жестяные стенки, он обмакнулся лицом в воду. Инстинктивно отпрянув, Ниов вдруг услышал протяжный визг и почувствовал, как кто-то тяжёлый запрыгнул ему на плечи, придавливая всем весом и не давая поднять голову. Жилистые морщинистые руки обхватили его шею, и в ушах прогремел хрипло лающий скрипучий голос:

– Пей, голубчик, пей, не стесняйся!

Оттолкнув от себя опрокинувшееся ведро, гулко загрохотавшее по стенкам колодца, Ниов крутанулся вокруг, припечатав оседлавшую его бабку о крепкие брёвна колодезного сруба. Ойкнув, та обмякла, и, сбросив её с плеч, он резко обернулся, сгрёб её за шиворот и обомлел.

Вместо прорезанного морщинами ссохшегося старушечьего лица, на него скалилась юная прелестная дева с чуть затронутой персиковым румянцем гладью щёк и раскосой поволокой голубых глаз.

Видя его изумление, она звонко расхохоталась, и сдёрнула тугую ленту тюрбана, стягивавшую тряпичный узел на голове. В одно мгновение волосы рассыпались по плечам длинными серебристыми струями, покрывая руки и грудь каким-то отливавшим на свету бриллиантовыми искрами мерцающим каскадом.

– А что, Ниов, верни-ка мне мои волосы, – игриво поводя плечами, сказала она, указывая на единственное прореженное место надо лбом, отливавшее розовой залысиной. – Знаю, ты сохранил их. Хотел сжечь, да рука не поднялась, так ведь?

Не чуя под собой ног, Ниов раскрыл рот, чтобы ответить, но из его горла вырвалось лишь осиплое карканье. Приложив руку к груди и осенив себя крёстным знамением, он стал медленно пятиться прочь от колодца.