— Все будет хорошо, Мия. Может быть, ты умрешь сегодня. Но ты увидишь Киана Морте перед смертью. Я выиграю для тебя время, — Дэниел снимает с меня наручники.
Не спеша встает.
С хладнокровием робота достает из внутреннего кармана пиджака шприц и вкалывает его в шею задремавшему Доменику Ди Карло, чем вызывает во мне удивленный вскрик.
Подмигнув мне, Дэниел надевает наручники на Доменика.
В этот миг, я думаю, что возможно я окончательно тронулась умом от жара. Возможно то, что я увидела — мне привиделось. Это мираж, иллюзия надежды на спасение.
Образ салона самолета, Дэниела, Доменика и связанного Троя Кларка расплывается перед моим взором. Ледяные щупальца чего-то холодного обхватывают мое сердце изнутри. Кажется, словно все хорошие воспоминания и мои мечты рассеиваются в миг, погибают в небытие…именно так ощущается «поцелуй смерти», и я закрываю глаза, чтобы больше не видеть существ, внешне напоминающих мне дементоров, снующих по периметру всего самолета.
ГЛАВА 27
На пути из аэропорта в больницу, где находится Антей, я чуть было не сломал себе все пальцы. Плохая привычка заламывать их, сдерживая иные проявления эмоций глубоко внутри. Вдобавок, я вырвал на голове несколько тысяч волос, а те, что остались, скорее всего поседели.
Плевать.
Весь мир трансформировался в черно-белый калейдоскоп, погрузился в хаос.
Саундтреком к моей жизни стал оглушительный пульс биения собственного сердца.
Кроме него, я мало что слышал.
А когда увидел своего сына, спустя несколько лет разлуки, в ненавистной реанимации, я думал, что оно разорвется прямо в груди. Обольет нутро кровью.
Процесс переливания крови происходил для меня, словно в замедленной съемке и одновременно — ускоренной перемотке. Все окружающие меня люди раздваивались, будто я только что съел порцию галлюциногенных грибов. Вопросы врачей и мои невразумительные ответы стали набором букв.
Сначала у меня взяли кровь, чтобы убедиться, что она подойдет Антею и в ее качестве.
Черт возьми, на все это тратились драгоценные секунды времени, которые могли стать решающими и роковыми.
После того, как все необходимые манипуляции были проделаны в мутном состоянии сознания, я пришел в себя уже в палате сына. Не знаю, сколько прошло времени после всего процесса, но его перевели в обычную комнату. Думаю, несколько часов. Чертовски много часов…а до Джакарты лететь еще два.
Прислушиваясь к едва слышному писку аппарата, отмеряющему ровные удары сердца Антея, беру его за руку. По всему телу разливается теплая волна, наполняющая меня силами. Мое продолжение, часть меня. В ужасных обстоятельствах, отбалансировав на грани жизни и смерти…но мы вместе.
— Тей, — зову я.
У него довольно большая ладонь для мальчишки, которому скоро стукнет одиннадцать. Или быть может, мне так кажется, потому что «еще вчера» я мог поднять его на руки, закружить на пляже, а его ладонь была ровно в четыре раза меньше моей.
— Антей, — его имя снова срывается с губ. Наконец, я могу более-менее адекватно осознать эту реальность и в деталях разглядеть то, что вижу.
Пока нет времени разбираться и наказывать виноватых. Антея доставили в больницу с травмами после так называемой аварии. Это официальная версия. Врачи говорили что-то о том, что один из осколков разбившегося лобового стекла попал Тею прямо в переднюю часть бедра. Глубоко. Очень глубоко. Из-за силы удара последствия подобного могли бы быть необратимыми. Я даже думать не хочу о самом страшном.
Его порезали. И скорее всего каким-то острым предметом, который пронзает человеческую плоть, с легкостью ножа, разрезающего тающее сливочное масло.
Убийство Антея не входило в планы людей Доменика или Стефана, с которыми он вступил во временный взаимовыгодный союз. Им нужна была лишь серьезная рана, потребующая переливания крови. Если бы они планировали его смерть, резали бы не бедро, а живот, грудь. Всадили бы осколок в поясницу, спину…там, где проходят самые уязвимые нервныеокончания.
По телу проходит дрожь.
Их план состоял в том, чтобы я оказался между молотом и наковальней.
Я не знаю, с чем это связано. Может, не было времени, все продумать. Возможно, они пожалели ребенка. Хотя с трудом верится, что ублюдок Ди Карло проникся сочувствием к своему внуку.