Омар Хайям

С годами подобной «резкости» становилось все меньше и меньше. На смену приходила «скрытность», формальное следование правилам жестокой игры. Но особо тупое невежество, глупость или совершенно неожиданная подлость вдруг преображали его, он становился прежним Хайямом и, отбрасывая сдержанность, с юношеским пылом обрушивался на противника. А такое не проходило бесследно. Вновь следовал коварный удар. И опять надолго замолкали уста Омара.

Чтоб угодить судьбе, глушить полезно ропот,
Чтоб людям угодить, полезен льстивый шепот.
Пытался я порой лукавить и хитрить,
Но всякий раз судьба мой посрамляла опыт.

В эти сложные периоды жизни ученый старался забыться в общении со своими немногими близкими друзьями. Они служили одинокому Хайяму действительной опорой в трудную минуту. (По некоторым очень скудным данным, у Омара Хайяма была семья, был сын Фатх. Но мы ничего не знаем о том, что с ними случилось, какая трагедия произошла.) Среди друзей нет места неискренним похвалам и лести. Страдающих этим распространенным недугом в свой круг не принимали. Можно было по любому предмету высказывать свое мнение.

Ближайшие друзья Хайяма — ученые Исфаханской обсерватории Абу-аль-Рахман Хазини, Абу-ль-Аббас Лоукари, Меймуни Васити и Музаффари Исфазари. Хайям любил и уважал их за преданность дружбе, чистоту помыслов. Но еще больше ценил в них талант, предрекая им большое будущее на поприще науки. О чем они могли говорить? Обо всем. Могут ли для ученых существовать границы для «дозволенных» тем? Подчас темой для разговора было выяснение именно этого вопроса. В дискуссиях оттачивались ум и язык, достоинства немаловажные для надима — приближенного султана.

Так проходили дни — до очередной жестокой схватки с противником, яростным и многоликим. Особенную злость Хайям вызывал у невежественных чалмоносцев, законоведов-факихов, называвших себя алимами (учеными). С ними вел он наиболее ожесточенные споры. Многие из таких «ученых» скорее напоминали «дервиша» Собхана из известной иранской притчи. Выучив несколько философских терминов, Собхан без всякой связи употреблял их в своей речи. Слушавшие считали его великим ученым, чьи слова недоступны их пониманию. Но однажды он попал в собрание, где присутствовал известный философ, и там стал произносить высокопарные речи. Философ, внимательно выслушав «дервиша», понял, что тот пользуется словами, смысла которых не понимает, и сказал: «Слог у него хорош, но сам он гроша ломаного не стоит». Может быть, и эта притча была на вооружении у Хайяма…

«Резкость и скрытность»… У каждой эпохи есть свои специфические противоречия. Раздвоенность в характере Хайяма обусловлена противоречиями его эпохи, той обстановки, в которой жил и творил ученый и поэт. Эта черта вообще типична для многих талантливых, даже великих, но, по сути, бесправных людей того времени. Отнюдь не дружественно относящийся к Омару Хайяму автор XIII века Ибн аль-Кифти в своем сочинении «История мудрецов» пишет: «…намеки, содержащиеся в его стихотворениях, отличались острой критикой шариата и представляли собой смесь запутанных положений. Когда современники стали поносить его за вероотступничество и говорить повсюду о его тайных взглядах, он обуздал свои речи и перо, опасаясь за жизнь».

Слова аль-Кифти независимо от того, что он сам вкладывал в них, ярко иллюстрируют мысль о том, как прямой и резкий Хайям в силу обстоятельств должен был порой скрывать, маскировать свое истинное лицо.

Хайяма нельзя назвать трусом. Человек, искренне и бесповоротно выбравший путь поиска истины, не может не быть мужественным. Говорят, действительная зрелость мыслящего человека определяется тем, может ли он отдать жизнь за свои убеждения. Но для этого надо откинуть всякие сомнения и колебания и уверить себя, что твои идеи и взгляды — это твои, и только твои, что они идут изнутри тебя, выражают самое сокровенное, таинственное и уникальное в тебе. Но здесь есть и обратная, возможно, более трагическая сторона: нужно иметь решимость сказать себе, что все остальное — это не твое, что твой выбор отрицает все остальные альтернативы.