Омар Хайям

Но одновременно Хайям был близок и к султану. Об этом, в частности, свидетельствует следующий рассказ аль-Бейхаки: «Имам Омар рассказывал моему отцу: «Однажды я был перед султаном Малик-шахом, когда к нему пришел мальчик из детей эмиров и хорошо прислуживал ему. Я удивился тому, как хорошо он служит в столь раннем возрасте. Султан же сказал мне: «Не удивляйся, ведь цыпленок, вылупившийся из яйца, научается клевать зерно без обучения, но не находит дороги домой, а птенец голубки не может клевать зерно без обучения, но вместе с тем становится вожаком (голубиной) стаи, летящей из Мекки в Багдад». Я восхитился словами султана и сказал: всякий великий вдохновлен».

У нас нет никаких фактов, по которым мы могли бы судить, какую роль играл Омар Хайям в политических хитросплетениях того времени. Но очень трудно представить, чтобы он был полностью исключен из бурной внутриполитической жизни своего времени. Об этом говорят, в частности, и его полемические философские трактаты. Кроме того, нельзя забывать, что человек, которого он считал своим основным учителем, — Абу Али ибн Сина, тоже отнюдь не был кабинетным ученым и принимал непосредственное участие в политических делах. Рост напряженности в религиозно-интеллектуальной жизни также должен был заставить Хайяма активно следить за политическими тенденциями в государстве. Да и некоторые его рубаи подтверждают это. Но, по-видимому, до конца 1092 года ему удавалось сохранять особые отношения и с султаном, и с великим визирем.

Несмотря на то исключительное положение, которое занимал в иерархии власти в сельджукидском государстве Низам аль-Мульк, мало-помалу над его головой стали сгущаться тучи. Сыграли свою роль и его личные психологические особенности: гордость, переходящая в надменность, растущее стремление к открытой демонстрации своей власти, подчас откровенное игнорирование в важных государственных делах не только других высокопоставленных придворных, но и самого султана. Однако Малик-шах постепенно перерос свою первоначальную полную зависимость от визиря и стал тяготиться этими отношениями.

Враги у Низама были не только при дворе, но и внутри той бюрократической машины, которую он столько времени тщательно и любовно отлаживал. Многие чиновники надеялись на продвижение, считая, что основанием для этого являются их личные качества и способности. Однако их надежды на справедливость при распределении тех или иных государственных постов часто сталкивались со стремлением великого визиря выдвинуть своих родственников и сторонников. Иначе говоря, для кадровой политики главного визиря личная лояльность оказывалась важнее, чем способности претендентов на тот или иной государственный пост.

В армии позиции Низам аль-Мулька были достаточно прочны, поскольку он всегда выступал против сокращения личного состава, уменьшения жалований и т. д. Однако постепенно те военачальники, которые группировались вокруг Малик-шаха, стали разделять опасения султана относительно чрезмерной концентрации власти в руках группы визиря.

Стремясь что-то противопоставить влиянию визиря, Малик-шах начал подспудно поощрять противников Низам аль-Мулька. Центральной фигурой оппозиции стал Тадж аль-Мульк Абу-ль-Ганаим Марзбан ибн Хусрау Фируз, выходец из старинного рода из Фарса, занимавший крупные государственные посты в стране. Вокруг него объединилась целая группа высших чиновников, недовольных великим визирем. Один из них, Ибн Бахманияр, попытался еще в 1082 году отравить Низам аль-Мулька. Попытка не удалась, и отравитель был ослеплен.

Под влиянием партии врагов визиря при дворе султана начали распространяться сатирические стихи и анекдоты, направленные против всесильного вельможи и его сыновей. Особенно старался Джафарак, один из придворных остряков. Разъяренный Джамаль аль-Мульк, губернатор Балха, в 1082 году прибыл в Исфахан и отрезал шутнику язык, а затем убил его. Это был уже прямой вызов султану.

Открыто Малик-шах промолчал, но по его приказу губернатор Хорасана Абу Али тайно отравил Джамаль аль-Мулька в Нишапуре. Султан принес свои соболезнования визирю.

Через некоторое время один из близких друзей Малик-шаха Абу-ль-Махасин обвинил Низам аль-Мулька в том, что тот использует свое положение для накопления богатства и раздачи должностей своим родственникам. Великий визирь не стал отрицать этого, но возразил, что такие действия являются наградой за его верную службу трем государям, что тысячи тюркских гулямов, которых он оплачивает, увеличивают военные возможности державы. И кроме того, добавил он, значительная часть его состояния тратится на благотворительные цели и милостыню для святого люда, которые прославляют величие султана Малик-шаха.

Султан понял, что еще не время бросить открытый вызов визирю. Ему ничего не оставалось делать, как велеть ослепить Абу-ль-Махасина и посадить его в тюрьму.