Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

После спектакля сотрудники «Глобуса» собрались в типографии журнала. Среди них были Сент-Бев и Шарль Маньен, которому поручили написать статью. Спорили, восторгались, делали оговорки; к радости триумфа примешивалось некоторое удивление и боязливая мысль: «А в какой мере „Глобус“ примет участие в компании? Подтвердит ли он успех пьесы? Ведь с воззрениями, выраженными в ней, он в конечном счете мог согласиться лишь наполовину. Тут были колебания. Я тревожился. И вдруг через весь зал один из самых умных сотрудников журнала, который впоследствии стал министром финансов, то есть не кто иной, как господин Дюшатель, крикнул: „Валяй, Маньен! Кричи: „Восхитительно!““ И вот „Глобус“ опубликовал бюллетень о победе. Зато „Насьоналъ“ выступила враждебно и жаловалась на приятелей автора, „которые не имеют чувства меры, не знают приличий“. Пришлось порекомендовать преданным защитникам больше не аплодировать по щекам соседей. Следующие представления были организованы Гюго так же заботливо. Оппозиция проявлялась всегда при одних и тех же стихах. Эмиль Дешан советовал убрать слова: „Старик глупец, ее он любит“.

Из дневника Жоанни (исполнителя роли Руи Гомеса): „Неистовые интриги. Вмешиваются в них даже дамы высшего общества… В зале яблоку упасть негде и всегда одинаково шумно. Это радует только кассу…“ 5 марта 1830 года: „Зала полна свист раздается все громче; в этом какое-то противоречие. Если пьеса так уж плоха, почему же ходят смотреть ее? А если идут с такой охотой, почему свистят?..“

Из дневника академика Вьенне: „Сплетение невероятностей, глупостей и нелепостей… Вот чем литературная группировка намеревается заменить „Аталию“ и „Меропу“… выступая под таинственным покровительством барона Тейлора, которого когда-то назначил ведать этим кавардаком министр Корбьер, со специальной миссией погубить французскую сцену…“

Сборы превысили все ожидания. Пьеса вызволила супругов Гюго из нужды. В ящике Адели скопилось немало тысячефранковых билетов, которые до сих пор редко появлялись в доме. Триумфатор Гюго уже привыкал к поклонению. „Из-за дурного отзыва в статье он приходит в бешенство, — сказал Тюркети. — Себя он как будто считает облеченным высокими полномочиями. Представьте, он так разъярился из-за нескольких неприятных для него слов в статье, напечатанной в „Ла Котидьен“, что грозился избить критика палкой. Сент“ Бев разразился проклятьями, потрясая каким-то ключом…»

Сент-Бев — Адольфо де Сен-Вальри, 8 марта 1830 года:

«Дорогой Сен-Вальри, нынче вечером уже седьмое представление „Эрнани“, и дело становится ясным, раньше тут ясности не было. Три первых представления при поддержке друзей и публики прошли очень хорошо; четвертое представление было бурным, хотя победа осталась за храбрецами; пятое — полухорошо, полуплохо; интриганы вели себя сдержанно, публика была равнодушна, немного насмешничала, но под конец ее захватило. Сборы превосходные, и при маленькой поддержке друзей опасный путь будет благополучно пройден, — вот вам бюллетень. Среди всех этих треволнений Виктор спокоен, устремляет взор в будущее, ищет в настоящем хоть один свободный день, чтобы написать другую драму, — истинный Цезарь или Наполеон, nil actum reputans[58], и так далее. Завтра пьеса будет напечатана; Виктор заключил выгодный договор с книгоиздателем — пятнадцать тысяч франков; три издания по две тысячи экземпляров каждое, и на определенный срок. Мы все изнемогаем, на каждое новое сражение свежих войск не найти, а ведь нужно все время давать бой, как в кампании 1814 года…»