На рассвете победителей призвали в Священную рощу. Они шли в процессии, возглавляемой элленодиками и жрецами. Останавливались возле каждого из шести алтарей, посвященных двенадцати богам. Каждый по очереди жертвовал несколько капель влаги и щепотку ладана в дар богам. Потом той же дорогой возвращались в пританей, где олимпийские власти давали в честь победителей торжественный обед.
Уже сворачивали палатки. Священный мир измерялся скупо отпущенным временем, прежде, нежели истечет месяц, дороги распадутся на короткие отрезки посреди обилия границ, противоречивых законов, извечных конфликтов. Поэтому торопились, и два дня все тракты закрывали облака пыли.
Атлеты перед отъездом отправлялись на берег Алфея, бросали в воду венки, сплетенные из сосновых, тополиных и оливковых ветвей, - иероглифы олимпийской земли, на которую мечтали вернуться. Стремительное течение подхватывало их, атлеты бежали, пока хватало дыхания или пока на каком-нибудь повороте реки венки не пропадали из глаз. Некоторые венки задерживались в своем движении, огибали омуты, кружили возле мелей, и (о счастье!) стремнина выносила их к противоположному берегу, где они застревали на безопасном изломе.
Настал день, когда последняя повозка скрылась за холмами. Олимпия удивительное, расположенное ближе к небесам, нежели к земле, место вернулась к своему будничному одиночеству. В сравнении с богами, которые в ней обитали, люди составляли здесь всего лишь небольшую горстку: несколько жрецов, клейдух, два-три чиновника при хранилище, ксилей, скромное число служителей, вместе - десятка полтора семей, ютившихся в маленьких домишках за пределами священного округа. Теперь их ждала тишина четырех лет, лишенных впечатлений.
А в долине над рекой осталась свалка после этих дней, когда десятки тысяч человек здесь жили, ели, переваривали пищу. Иногда кто-нибудь из олимпийских служителей бродил там в поисках вещей, которые могли бы на что-нибудь пригодиться. То один, то другой находил горсть оболов, оставшиеся же укрывала земля в пользу археологов будущего. Ветер разметывал тряпье, дожди смывали нечистоты. И наконец Алфей, извечный хозяин здешних мест, омыл окрестности, выйдя во время зимних разливов из берегов.
Эпилог
Неумирающее время перебирало четки лун, и вновь то же самое полнолуние приводило сюда людей со всех концов света. Возвращались знакомые нам Содам, Евримен, Каллий, Ерготель, Эфармост, Меналк, Грил, Сотион - все они удостоились венка. Позже других это случилось с маленьким Ксенофонтом, который лишь через двенадцать лет дорос до олимпийской оливковой ветви. Телесикрат потешил себя дельфийским лавром. Потом все они растворились в океане жизни, богатой, великолепной жизни пятого века до нашей эры, словно жнецы в высокой пшенице.
Иккос на протяжении многих Олимпиад оставался верен Олимпии. Он восседал в одной из сокровищниц, среди почетных гостей. Победа принесла ему много больше того, что он надеялся получить от своих прижимистых дядюшек. Он оставил Тарент и разъезжал по свету, нанося визиты палестрам и гимнасиям, где за хорошую плату учил искусству совершенствования тела. Ему внимали, как непогрешимому оракулу. Он воспитал целую школу тренеров, которые на протяжении одного поколения видоизменили всю спортивную жизнь Греции.
Они действительно были мастерами своего дела. Тела, вверенные их опеке, подлежали определенной систематической тренировке. В результате кратковременного наблюдения безошибочно выявлялись природные способности воспитанников, чтобы затем готовить их к соответствующему виду состязаний. Под руководством тренеров никто не блуждал в потемках, не искал ощупью свое место, но прямо шел к цели, как правило одерживая победу. Кому предстояло сделаться бегуном, становился им с первой же минуты, борец, мастер кулачного боя или панкратиаст жил в своем мире, в особых условиях с разными часами тренировок, собственным рационом. То, что молодые люди времен Сотиона считали благородной игрой, стряхиванием нескольких капель от половодья своих молодых сил, превратилось в серьезное и утонченное дело. Нельзя было просто наслаждаться неограниченными природными возможностями, они теперь строго контролировались.
Новые спортивные лагеря напоминали лесопосадки или питомники по разведению породистых собак, ведь и там и там бдительно оберегается чистота вида. На свет являлись диковинные экземпляры, которым не подходила повседневная жизнь. С удивлением узнавали о невероятных показателях: в бросках диска, прыжках, подъеме тяжестей, о чудовищной силе борцов, и прежде, нежели люди успевали опомниться, из других гимнасиев поступали новые, еще более ошеломляющие вести. По всему греческому миру из уст в уста передавались десятка полтора имен, и люди с понятным нетерпением ждали встречи с ними.