Олимпийский диск

Особняком ехал Александр, сын Аминты, царь Македонии, управляя персидским рыдваном, кузов которого, обитый листовым золотом, сиял изображениями солнца, луны и звезд. Двадцать лет назад он сам принимал участие в беге на короткие дистанции. Вначале его не хотели допустить, ибо не считали чистокровным греком. Он сослался на происхождение от царей Аргоса, придумал фантастическую генеалогию в надежде, что благодаря победе его навечно впишут в золотую книгу панэллинского дворянства. Венка он не получил, но заслужил уважение и дружбу своей отвагой в войнах с персами, помнили о его решениях под Платеями, и теперь каждый издали приветствовал его.

Следовали повозки элленодиков, членов Совета, жрецов. Далее вели жертвенных животных, десятки быков, овец - на фоне идеальной белизны гекатомбы элейцев выделялся тучный черный баран, предназначенный для могилы Пелопса[55]. На особой повозке везли железную клетку, в которой спал кабан, отловленный в лесах Аркадии: кровью должна быть скреплена клятва участников состязаний. Шествие замыкали запоздавшие пилигримы и процессии самой Элиды.

Животных и повозки украсили зеленью, у каждого был на голове венок или пышный цветок. Среди всеобщего гомона выделился сильный голос одного из жрецов, в воцарившейся тишине старались разобрать произносимые им слова, наконец, со следующей строфы гимн подхватили все.

"Священная дорога" шла вдоль берега моря, отгороженного на первых десятках стадиев холмами. Наконец они расступились, открывая с запада песчаное побережье. Несколько речушек пересекали дорогу, из-за того что не было мостов, она сворачивала к высохшим руслам; повозки со скрипом застучали по камням. Единственный мост был перекинут над рекой, сжатой высокими берегами. Это был Иардан, хранящий в своем названии воспоминание о финикийцах, увековеченный в нескольких строчках Гомера, повествующих о борьбе Нестора с аркадийцами.

Солнце опустилось в море, когда процессия остановилась у истоков Пиера.

Из густых зарослей выбивалась узенькая струйка и стадием ниже терялась в песках. Тонкая эта нить утверждалась в народной памяти как давняя граница между Элидой и Писой, на той стороне лежал священный край - Олимпия. Все сошли с повозок, один из жрецов взял из рук служки пронзительно визжащего месячного поросенка. Держа его за уши, жрец глубоким сечением ножа располосовал ему горло. Струя крови брызнула на хитон, остальная сбежала в источник, переливаясь в темной воде, как отблеск лучей заходящего солнца. Все по очереди опускали руки в ручеек, кропили одежды, свершая обряд очищения.

Переночевали в расположенных неподалеку Летринах. Местечко, живущее за счет пилигримов, являло собой единый постоялый двор, где каждый нашел постель и кружку превосходного вина.

С рассветом двинулись дальше, около полудня среди холмов вынырнул Диспонт, глядящий в широкий поток Алфея. Река текла по самой середине огромного русла, распадаясь и извиваясь среди мелей и островков, обнажившихся в результате летнего спада воды. Сюда еще поднимались суда от самого устья, дороги с юга, из Трифилии и Мессении стекались к переправе, здесь окликали паромщиков. Но процессия обогнула этот шум, придерживаясь правого берега; ее снова скрыли холмы, но неожиданно она появилась перед толпой, раскинувшей лагерь в Олимпийской долине.

Их приветствовали громкими криками, элленодики выступали впереди процессии, чтобы своей пурпурной одеждой раздвинуть толпу. Атлетов поставили в середине кортежа, оберегая их от назойливо-любопытной людской массы. Некоторых тем не менее узнавали, и земляки выкрикивали их имена. Лошади пугались, вставали па дыбы, почетные граждане сошли с повозок, рабдухи помогли слугам отвести животных в конюшни. Группа афинян подхватила на руки царя Александра и понесла его в лагерь.

Атлетов тем временем направили в Альтис[56], заперев за ними ворота. Гисмон, оставшийся с ними, пояснял, где находятся бараки, приготовленные для ночлега. Никто не слушал его, казалось, торжественный шум Священной рощи сделал их невосприимчивыми к человеческому голосу. Сотион стоял в первом ряду, поглядывал на деревья с изумлением. Тропинка, бежавшая у него из-под ног, через несколько шагов терялась, словно в лесу. Гисмон понял причину его удивления.

- Стадион на той стороне, - пояснил он. - Дракон вас проведет.

Они направились туда, растянувшись цепочкой.

Серебристые тополя своими стройными стволами возносили кверху широкие кроны, в шелесте их листьев оливковые деревья хранили мудрое молчание. Птицы отзывались из зарослей. Кое-где в зелени мелькал свежевыбеленный алтарь. Внезапно деревья расступились, посреди небольшой поляны виднелся холм, с несколькими соснами на верхушке. Низкая ограда окружала его. Перед ними был могильник Пелопса.

Разглядывая этот зеленый горб, сглаженный дождями и бурями столетий, они вступили в суровую атмосферу мифа.