Рекорд принадлежал Драйверу — 3.54,9; он установил его год назад в Лос — Анджелесе во время отборочных соревнований в олимпийскую команду США. Я для себя решил, что пойду на побитие рекорда в Калифорнии или в Австралии — словом, где–нибудь, где светит солнце и атмосфера подходящая, но только не в Англии с её вечно серым небом, дождём и тяжёлыми дорожками, хотя Баннистер и вышел из четырёх минут в Оксфорде.
Трудность была в том, что «организованный» забег был возможен только в Англии. В одном из них я чуть было не поставил рекорд. Со мной бежали четверо: Дон Мейтланд (он тоже был в Риме), Джек Ньюмен, Уолли Пратт и Дуг Мэдли. Обычная дистанция Дуга — четверть мили, на милю он вообще бегал несколько раз в жизни, но по плану он должен был здорово подстегнуть меня на первой четверти мили. Правда, первый круг я и сам всегда проходил довольно быстро.
Моё лучшее время тогда было 3.55,4, я его показал в прошлом году в Польше. Там к намеченному плану я отнёсся легкомысленно и перед последним кругом слишком отстал. Вот и поднажал что было сил. Если бы я шёл на такой результат заранее, наверняка ничего бы не вышло, по заказу получается редко.
Первый круг я, на свою беду, пробежал слишком быстро. Дуг понёсся вперёд, и мне пришлось выложиться, чтобы не отстать, — он–то бежал, как всегда, на четверть мили, и в конце первого круга между нами было всего несколько ярдов.
В результате второй и третий круги я пробежал хуже обычного. Джек Ньюмен обогнал меня на втором круге — он хорошо бегал милю в клубе, хотя никогда не выходил из четырёх минут, — но тут я с трудом за ним удержался. Мне тогда пришлось очень туго, лёгкие сдавливало, ноги двигались тяжело, даже тошнило. Думал, что за ерунда, что за дурь, ведь не будешь же бороться с болевым барьером на втором круге! Но так уж вышло, в глазах у меня было темно, я не видел ни стадиона, ни толпы, ни бегунов, даже самой дорожки; только бы выдержали ноги, только бы не лопнули лёгкие, каждый шаг давался с усилием, но я выдержал и, пробегая мимо Сэма, услышал его крик: «1.55,8!»
На третьем круге я догнал Уолли Пратта, другого клубного милевика. Будь на его месте Дуг Мэдли, который, естественно, уже отстал, я бы добился своего, но Уолли не мог «тянуть» меня с хорошей скоростью, а это мне бы не помешало, ведь болевой барьер я преодолел. А так я расслабился. Сэм прокричал: «2.58,3!» — и я понял, что для рекорда это слишком много.
На последнем круге хорошо бежал Дон Мэйтленд, он меня заставил поднапрячься, но после поворота он «испустил дух», я остался один, никто меня не подстёгивал, только голос Сэма и мысль о рекорде. Дона я опередил на двадцать ярдов, на финише чуть не упал. Мне потом сказали, что я, когда разрывал ленточку, от недовольства качал головой. Сэм подошёл и сказал: «Великолепно бежал», но я даже не спросил о своём времени — настолько был измотан.
Сперва подошли Дон и Уолли, потом другие, все меня хлопали по спине, говорили — хорошо бежал, но я только кивал, говорить ещё не мог. Голос из громкоговорителя объявил время: три минуты пятьдесят семь секунд. Я ругнулся и ушёл.
Когда я пришёл в себя, понял, что показал не такое уж плохое время; будь сильнее конкуренция на последних двух кругах и не выложись я так сильно на первом наверное, рекорд бы пал. Сэм сказал, что в следующий раз он постарается для первого круга подобрать бегуна на полмили, но последний круг всегда будет проблемой, потому что в стране не было бегуна, который мог бы «тащить» меня на финише.
У Джил, однако, было другое мнение. Она сказала: «Именно на втором и третьем кругах тебе нужны конкуренты. Ты всегда хорошо стартуешь, всегда хорошо финишируешь. Если бы первый круг ты бежал в своём ритме, мог бы быть рекорд. На втором круге я даже испугалась, думала, вот сейчас ты упадёшь». Я сказал, что тоже так думал, но преодолел боль. Тогда она посмотрела на меня. «Этот свой болевой барьер…» А чем он, спрашиваю, плох? Она ответила: «Ничем, просто у меня о нём своё мнение». Я спросил: «Ты в него не веришь?»
Она долго молчала, потом сказала: «Сэм так говорит о боли, будто это что–то замечательное». А я ответил: «Она и может быть замечательной. Если уметь ею пользоваться». Джил продолжала: «Некоторые вот так говорят о родах, его послушать, выходит, что бег без боли — это не бег». «Но ведь ребёнка не родишь без боли, верно?» — возразил я. Джил ответила: «Почему же? Я знаю многих, кому это удалось».
Я передал Сэму, что думает Джил о распределении сил на дистанции. Мы были в спортзале, я делал ненавистное упражнение — прыжки на корточках. Он спросил как бы самого себя: «Она так думает?» И пошёл через зал помочь какому–то толстопузому бизнесмену, который мучался со штангой. Когда вернулся, спросил: «А как думаешь ты сам?» Я ответил: «Не знаю. Может, она права, может, тут есть два варианта».
Он держал в руке тяжёлый блин и после моих слов бросил его со звоном на подставку для штанг и вышел. В тот день я его больше не видел.