Олимп иллюзий

Но был и другой Люцифер, и его другой глаз – утренний, правый, навстречу которому Роман сейчас мчался по одинокой лесной дороге. Это было шоссе, едва обозначенное на карте, региональная дорога, проходящая среди заброшенных поселков и городков, в низинах обычности русских пастбищ, скрытых в предутренних туманах, и весь неброский реализм этой последней поездки казалось бы восставал сейчас неясными контурами, что кто-то, возможно, уже вдыхал запахи свежих после дождя жасминовых кустов, безумно и весело пролезающих через покосившийся деревянный забор, и, вздыхая отмечал бы загадочное совпадение своих воспоминаний, ведь тогда Дон Хренаро наверняка останавливался у одной из таких калиток, замечая девушку в белом, поливавшую из ковшика цветы.

Это могло бы случиться и во Флоренции, куда он приехал опять же один, пусть и не на мотоцикле, а прилетел, как обычный человек, на самолете, много лет спустя или гораздо раньше, а может, и немного позже, разумеется, авиалайнер возможностей это позволял, прямые рейсы воображений, такое до боли простое и знакомое, повседневное и банальное, за которым никогда не откроется никакое Комбре. Впрочем, дон Хренаро был уже далеко и не мальчик, когда его мистический брак со своей маленькой сестренкой был уже и предтечей, и разрешением, и началом серии и ее концом. Он знал, что, конечно же, каждый раз обманывается, что каждый раз он что-то придумывает сам себе, и что это и не может кончиться ничем иным, кроме… Ведь первая любовь зародилась не в этой истории, а была всего лишь возможностью, к которой только и стоит устремляться без всякой надежды на возвращение.

Дон Хренаро, конечно же, знал, что возвращаться было нельзя, потому и выбрал это странное, довольно опасное средство, которое обычно используют те, кто не доверяет закрытому пространству кабины и прозрачной стене лобового стекла, несмотря на знаки разбитого зеркала.

Конечно же, это могло случиться и на Ангаре, о чем так любил вспоминать Док. Это были их подвиги с прыжками с моторной лодки на борт старенького теплоходика. В те времена они заколачивали шифер на крышах Манзи. И как-то, в один из выходных пошли прогуляться вдоль каменистого русла узкой реки с тем же грустным названием, они решили посмотреть тайгу. Роман тогда остался на берегу другой – широкой – реки под широким названием Ангара. Он решил провести воскресенье, загорая в мелкой заводи, созерцая мальков хариуса, так невинно пощипывающих его за золотистые волосики обнаженного тела. И Роман не видел, как дон Хренаро полез на высокую скалу и чуть не убился, застряв на одном из карнизов. Он не знал, как спуститься. А внизу были острые камни обмелевшего русла реки с грустным названием… Это могло произойти и в Приэльбрусье, ведь дон Хренаро всегда так любил высоту – слепящий снег, белизна ледников и пронзительная синь распятого неба… Еще одной из возможностей было мало кому известное путешествие на Камчатку. Многие знали, что дон Хренаро обожал вулканы, он часто рассказывал о них, искал в интернете фотографии извержений.

Но что бы это было за приближение к дону Хренаро, если бы Роман полетел на Камчатку, а не в Шанхай. И не было бы это лишь одной из уже когда-то найденных иллюзий, представить себе, как подобно Финнегану дон Хренаро в своем предсмертном сне, глядя, как из кратера к нему спускается огненная река, видит все отражения своей зеркальной комнаты? Док однажды сказал, что, скорее всего, дон Хренаро бросился в жерло еще до извержения и предпочел исчезнуть, сгореть и развеяться, как пепел, лишь бы никто не узнал его тайны, но на поверку это оказалась лишь красивая ложь.

Невысказанное молчание, чему бы только и следовало посвятить эти исследования, осталось далеко позади, так же как и девушка в белом с кустом жасмина, с которой Роман всего лишь обменялся многозначительностью взглядов, и которая тоже имела шанс когда-нибудь назваться Беатриче.