Олимп

Клония прицелилась ему в сердце, но латы отразили стрелу. И тогда побочный отпрыск Теламона, Тевкр, царь среди лучников, проворно пустил в застонавшую от злости амазонку две стрелы: первую в горло, вторую – через доспехи – в живот, а третью – в обнажённую левую грудь, да так, что снаружи остались лишь перья да три дюйма бронзы. Ближайшая подруга Пентесилеи замертво пала с окровавленного скакуна.

Евранда и Фермодоя по-прежнему бились, стоя спина к спине, хотя истекали кровью и были готовы свалиться от изнеможения. Внезапно нападавшие ахейцы отхлынули от них, и Мерион, сын Мола, приятель Идоменея и вождь критян, метнул обеими руками увесистые копья. Наконечники пробили лёгкие латы амазонок насквозь, и сестры бездыханными рухнули в прах.

К этому времени все остальные всадницы были повержены. Пентесилея получила множество ран и порезов – правда, ни одного смертельного. Оба лезвия алебарды покрывала запекшаяся кровь аргивян. Царица отшвырнула отяжелевшее оружие и достала из ножен короткий меч. Между ней и Ахиллом как раз открывался широкий промежуток.

Словно по воле самой Афины, целёхонькое копьё, отскочившее от пяты быстроногого, вскоре оказалось под правым копытом утомлённого боевого коня. В любое другое время наездница на полном скаку наклонилась бы за божественным подарком, но сейчас она слишком устала, доспехи внезапно погрузнели, да и жестоко израненный скакун еле держался на ногах. Поэтому Пентесилея соскользнула из седла наземь и вовремя пригнулась: у шлема просвистели две оперённые стрелы Тевкра.

Выпрямившись, она уже никого не видела, кроме Ахилла. Все прочие ахейцы, напиравшие орущей толпой, превратились в расплывчатые пятна.

– А ну метни ещё разок, – промолвил мужеубийца, продолжая мрачно ухмыляться.

Пентесилея вложила в этот бросок все свои силы, без остатка, целясь в нагое мускулистое бедро под кругом прекрасного щита.

Быстроногий присел с проворством пантеры. Оружие Афины ударило в сияющую бронзу, древко раскололось.

Амазонка растерянно замерла на месте, потом потянулась за алебардой, но тут противник, не прекращая скалиться, поднял собственное копьё, то самое легендарное творение кентавра Хирона, выкованное для его отца Пелея. Ни разу не пролетевшее мимо цели.

И он бросил копьё. Царица воздела свой щит, похожий на светлый месяц. Вражеское копьё прошло сквозь него как по маслу, пробило доспехи, правую грудь амазонки, спину, пригвоздило её к огромному коню, стоявшему сзади, и наконец вонзилось животному в сердце.

Царица и боевой скакун точно пришпиленные вместе упали в пыль. Ноги женщины высоко задрались при падении. Тяжёлое копьё закачалось над жертвами, будто маятник. Быстроногий приближался с мечом в руках. Пентесилея пыталась разглядеть противника, но взор затуманился, и бессильные пальцы разжались, выронив боевой топор.

* * *

– Вот дерьмо, – прошептал Хокенберри.

– Аминь, – отозвался Манмут.

Друзья стояли неподалёку, наблюдая за сценой со стороны, а теперь подходили ближе к Ахиллу, застывшему со сложенными уди руками над телом поверженной амазонки.

– " Tum saeva Amazon ultimus cecidit metus", – пробормотал себе нос бывший схолиаст. – «Погибла амазонка, наш последний страх»[21].

– Опять Вергилий? – осведомился маленький моравек.

– Нет, это Пирр из трагедии Сенеки «Троянки».

И тут случилось нечто странное.

Ахейцы уже подтягивались к предводителю, собираясь отобрать у живой или покойной царицы её блестящие латы, когда ноздри героя усиленно задвигались, точно вбирая запах пролитой крови, конского пота и смерти. Внезапно быстроногий мужеубийца воздел огромные ладони к лицу и залился слезами.

Большой Аякс, Диомед, Одиссей и прочие полководцы, которым не терпелось рассмотреть убитую, замерли в недоумении. Багроволицый Терсит и кое-кто из вояк помельче не стали обращать внимания на рыдающего полубога: их интересовала только добыча. С откинутой головы Пентесилеи сорвали шлем, и локоны царицы рассыпались золотой волной.

Ахилл запрокинул голову и громко застонал, как тем ужасным утром, когда Хокенберри, принявший вид Афины, притворился, будто убил Патрокла и похитил тело. Военачальники отступили ещё на шаг от женщины и её коня. Орудуя ножом, Терсит избавился от ремней нагрудной пластины и пояса. В алчной спешке завладеть незаслуженным трофеем пожиратель мёртвых не замечал, как лезвие вонзается в нежную плоть державной амазонки. Царица осталась почти нагой. Разве что болтающийся наголенник, серебряный пояс да одна сандалия прикрывали порезанное, избитое, но чудесным образом по прежнему совершенное тело. Длинное копьё Пелея всё ещё скрепляло женщину с трупом коня, однако быстроногий не спешил вернуть своё оружие.

– Отойдите, – промолвил Ахилл, и большинство людей мгновенно повиновались.

Уродец Терсит, захвативший шлем и латы Пентесилеи, расхохотался, не оборачиваясь.

– И что ж ты за дурень, сын Пелея! – прокаркал он, расстёгивая пояс умершей. – Это же надо – стоять и рыдать над останками павшей сучки, сокрушаясь о её красоте! Поздно, теперь она пойдёт на корм червям, и толку-то…