Олимп

Единственное, что путешественник мог бы сказать с уверенностью: явление Сетебоса в Парижском Кратере стало для войниксов подлинным бедствием. Те, что не замерли навеки в оковах стремительно выросшего синего льда, были пойманы и ободраны, как сочные крабы. «Ободраны кем? Или чем?» На ум приходило лишь два объяснения, и оба не сулили ничего доброго. Либо панцири тварей треснули под напором зубов и когтей мерзких калибано, либо их растерзали руки Сетебоса.

Внезапно Даэман понял, что розовато-серые «рубчики» на дне кратера – на самом деле тоже длинные щупальца божества. Мясистые стебли ныряли в синие норы купола и…

Развернувшись на месте, мужчина вскинул уже взведённый арбалет. Где-то позади, в ледяном тоннеле, послышался лёгкий скользящий шорох. «Это рука в три раза толще моего туловища протискивается за мной».

Кузен Ады присел на корточки с тяжёлым арбалетом на взводе и приготовился ждать. Страшная конечность так и не появилась, зато по коридору продолжало ползти многоголосое шипящее эхо.

«Руки уже в тоннелях и, возможно, даже снаружи, в расселинах. – Даэман попытался унять безудержно колотящееся сердце. – И там, и там теперь – хоть глаз коли. А вдруг на обратном пути я наткнусь на щупальце?»

На ближайших ладонях Сетебоса он успел рассмотреть отверстия для кормления, откуда извергались, на радость хищным калибано, куски сырого красного мяса: не то человечина, не то плоть растерзанных войниксов.

Мужчина прилёг на балконе; синеватый лёд, всё более напоминающий некие продукты жизнедеятельности многорукого божества, сквозь термокожу пронзил живот острым холодом.

«Можно уже выбираться. Я видел достаточно».

Лёжа навзничь, с нелепым оружием наперевес, опасливо пригнув голову, когда мимо – почти перед носом, только сотней футов ниже – вприпрыжку промчались на четвереньках несколько калибано, сын Марины ждал, пока в его трусливые руки и ноги вернётся сила, чтобы встать и убраться подобру-поздорову из этого нечестивого собора.

«Нужно скорее сообщить нашим в Ардисе, – твердил голос разума. – Я сделал всё, что мог».

«Нет, не всё. – Ох уж эта честность, когда-нибудь она точно сгубит искателя приключений! – Надо бы взглянуть поближе на эти сероватые склизкие яйца или что там у тварей в лапах».

Калибано как раз укладывали белёсые «горошины» в дымящуюся воронку примерно в сотне ярдов от незваного гостя, по правую сторону от ледяного балкона.

«Я же не сумею спуститься вниз!»

«Не лги. Здесь, под тобой, чуть меньше ста футов. Саморезы в рюкзаке, верёвка тоже. И ледорубы. А там останутся пустяки: добежать со всех ног, посмотреть, если получится, схватить один образец и пулей обратно, в Ардис».

«Безумие. Я же всё время буду на виду. Калибано между мной и гнездом. Как только спущусь, меня сразу поймают. Сожрут на месте или отдадут Сетебосу».

«Вот сейчас путь свободен. Отличная возможность. Дуй вниз немедленно!»

– Нет.

Даэман вдруг понял, что с перепугу прошептал короткое слово вслух.

И всё же минуту спустя он уже загнал в пол балкона острый саморез, затянул на нём крепкий узел и, перекинув арбалет через плечо поближе к рюкзаку, начал нелёгкий спуск на дно кратера.

«Вот и молодец. Наконец-то для разнообразия ты проявил хоть какую-то смелость…»

«Заткнись, твою мать, вонючка!» – ответил мужчина бесстрашному, но недогадливому голосу собственной совести.

И та умолкла.

– Вообразил, что вечно будет так, и нам дрожать пред именем его, – донеслась откуда-то песнь-заклинание-шепоток мерзкого Калибана.

Именно его, а не мелких клонов, в этом Даэман даже не сомневался. Чудовище обитало где-то рядом, под куполом; возможно, Калибана закрывал собой розово-серый мозг, усевшийся в гнезде.

– Помыслим, что в один престранный день Сетебос, господин, танцующий безлунными ночами, настигнет нас, как нить – ушко иглы, как зубы – горло жертвы, а быть может, срастётся, ведь и слабая личинка врастает в кокон, чтоб к небу взмыть однажды мотыльком: иного не дано, вот мы, а вот Сетебос, и помощь к обречённым не придёт.

Даэман продолжал спускаться по скользкой верёвке.

39

Первым дедом после квантовой телепортации профессору филологии доктору Томасу Хокенберри полагалось отыскать какой-нибудь укромный угол.