Олимп

Схолиаст поднимается. Менелай не так уж высок по сравнению со своим венценосным братом, не столь широк в груди, как Одиссей или Аякс, но рядом с хилым и в то же время пузатым учёным его массивный, мускулистый торс выглядит воистину божественно.

– Давай утащи нас отсюда, – велит ахеец. – Желаю оказаться с женой на берегу, в ставке брата. Хокенберри качает головой.

– Я и сам вот уже несколько месяцев не прибегаю к помощи медальона, о сын Атрея, после того, как моравеки раскрыли один секрет. Дело в том, что бессмертные способны выследить меня в Планковом пространстве в матрице Калаби-Яу… Проще говоря, в той пустоте, где они сами путешествуют. Я обманул богов и теперь буду непременно убит, если вздумаю снова квитироваться.

Менелай ухмыляется. Потом поднимает клинок и тычет им прямо в живот противника, так что сквозь ткань выступает кровь.

– А если откажешься, будешь убит на месте, свиная ты задница. И я очень медленно выпущу твои кишки наружу. Елена опускает на плечо Хокенберри свободную ладонь.

– Друг мой, посмотри туда, за городскую стену. Чувствуешь, как разгорелась битва? Этой ночью все олимпийцы увлечены кровопролитием. Видишь ли ты, как Афина вместе с воинством фурий пятится прочь? Как могучий Аполлон летает на своей колеснице, сея гибель среди отступающих греков? Сегодня ты можешь спокойно квитироваться, никто и не заметит.

Слабый на вид мужчина, закусив губу, озирает поле сражения. Военная удача явно сопутствует защитникам Трои. Всё больше солдат устремляются наружу через проходы для вылазок и особые двери у Скейских ворот; Ада замечает Гектора, который наконец-то вышел на бой во главе отборных воинов.

– Ладно, – говорит Хокенберри. – Но я перенесу вас поодиночке.

– Ещё чего, тащи обоих сразу! – заводится Менелай. Схолиаст опять качает головой.

– Не могу. Сам не знаю почему, медальон позволяет мне телепортировать лишь одного человека. Раз уж ты помнишь меня с Ахиллесом и Гектором, значит, помнишь и то, что я переносил их поочерёдно, возвращаясь через несколько секунд.

– Истинная правда, муж мой, – подтверждает Елена. – Своими глазами видела.

– Тогда сначала отправь её, – приказывает Атрид. – На берег, в ставку Агамемнона, туда, где ждут на песке наши чёрные корабли.

Снизу доносятся выкрики, и все трое отступают от края порушенной площадки. Красавица смеётся:

– Супруг мой, возлюбленный Менелай, я не могу быть первой. На кого из женщин аргивяне и ахейцы затаили больше всего злобы? Даже за те короткие мгновения, пока мой друг Хок-эн-беа-уиии не вернётся вместе с тобой, верные стражники царя или прочие греки успеют признать во мне презренную ненавистную собаку, виновницу бед, и пронзят моё тело дюжинами копий. Ты должен перенестись туда прежде, ведь ты – моя единственная защита.

Хмуро кивнув, рыжеволосый грек берёт схолиаста за горло.

– Давай используй свой медальон… сейчас же! Прежде чем поднять руку, Хокенберри спрашивает:

– Ты отпустишь меня, как только я это сделаю? Оставишь в живых?

– Ну конечно! – рычит сын Атрея, но даже Ада замечает искру в зловещем взоре, который он бросает на Елену.

– Даю слово, что мой супруг Менелай не причинит тебе вреда, – молвит красавица. – А теперь – торопись. Кажется, я слышу чьи-то шаги на лестнице.

Зажмурившись, учёный хватает золотой медальон, поворачивает что-то на его поверхности, и вот уже мужчины исчезают, а в воздухе раздаётся тихий хлопок.

С минуту Ада ждёт на полуразрушенной площадке вместе с Еленой Троянской. Налетевший ветер свистит и завывает в щелях между камнями, доносит с равнины, залитой огнями, отчаянные вопли отходящих греков и наступающих троянцев. В городе царит ликование.

Внезапно появляется Хокенберри.

– Ты оказалась права, меня никто не преследовал, – произносит он и берёт красавицу за руку. – Сегодня и без того слишком жарко. – Бывший служитель Музы кивает на небосвод, переполненный летающими колесницами, перечёркнутый молниями пылающих энергетических стрел.

Мужчина тянется к медальону, однако снова медлит.

– Уверена, что Менелай не прикончит меня, когда ты будешь на месте, Елена?

– Он тебя не тронет, – почти рассеянно откликается дочь Зевса, прислушиваясь к мнимым шагам на лестнице. Ада слышит лишь ветер и далёкие выкрики.

– Погоди секунду, Хок-эн-беа-уиии, – говорит красавица. – Должна сказать, что ты был хорошим любовником… и добрым другом. Знаешь, я тебя обожаю.

– И я тебя… – мужчина сглатывает, – обожаю… Елена. Женщина с чёрными как смоль волосами улыбается.

– Я не отправлюсь к Менелаю, Хок-эн-беа-уиии. Я его ненавижу. И очень боюсь. Никогда больше не покорюсь такому, как он.

Схолиаст удивлённо моргает и смотрит вслед удаляющимся ахейцам. Теперь они перестраивают ряды за линией собственных укреплений в двух милях от города, у бесконечных ставок и костров, там, где сохнут на песке неисчислимые чёрные корабли.

– Он тебя убьёт, если сможет ворваться в город, – хрипло произносит учёный.

– Верно.

– Хочешь, я квитирую тебя куда-нибудь подальше отсюда? В безопасное место?