Олимп

Солдаты спускаются – или поднимаются? – по гулкому коридору длиной в сотни футов, оглашаемому моими воплями, и втягивают меня через мембрану силового поля в шумное помещение. Даже из положения вверх ногами его легко узнать: это мостик судна, как-то раз я сюда наведывался, и сомневаться не приходится. Незнакомые мне моравеки работают на трехмерных виртуальных панелях управления, у голографических проекций стоят роквеки. Один из них – генерал Бех бин Адее, имени другого, похожего на легкого паучка, я не могу припомнить, а рядом – чудного вида штурман Чо Ли и первичный интегратор Астиг-Че.

Последний проворно летит ко мне, покуда воины Пояса накрепко пристегивают меня к цепочному креслу – нет, не как пленника, просто для удобства. Это чуть-чуть помогает. По крайней мере я вновь понимаю, где верх, а где низ.

– Мы не ожидали вашего возвращения, доктор Хокенберри, – произносит маленький моравек ростом примерно с Манмута, разве что сделанный из пластика, металла и полимеров другой окраски. – Простите за отсутствие гравитации. Я бы мог устроить так, чтобы внутренние силовые поля создали разницу давлений и симулировали для вас некоторым образом подходящую гравитацию; однако, честно признаться, мы удерживаемся в заданной точке орбиты полярного кольца и желали бы избежать значительных перемен в использовании внутренней энергии, не будь на то серьезной причины.

– Все в порядке, – отзываюсь я, надеясь, что никто не расслышал душераздирающих воплей в шахте. – Мне нужно потолковать с Одиссеем.

– Он сейчас… э-э-э… недоступен, – говорит Астиг-Че.

– Но мне очень нужно с ним побеседовать.

– Боюсь, это невозможно, – возражает моравек, похожий на моего приятеля Манмута, но только размером; его британский акцент навевал неуловимые воспоминания.

– Но мне действительно нужно… – Я умолкаю на полуслове.

Одиссей убит. Очевидно, полуроботы сделали что-то ужасное с единственным, кроме меня, человеком на борту корабля. Не знаю, с какой стати, однако ведь я никогда не понимал и двух третей того, что вытворяют или не вытворяют эти чужаки.

– Где он? – Даже пристегнутый к маленькому сиденью из железных цепей, я стараюсь говорить как властный, уверенный в себе человек. – Что вы с ним сделали?

– Мы не тронули сына Лаэрта, – качает головой первичный интегратор.

– Зачем это нам причинять вред гостю? – спрашивает коробчонка с паучьими ножками, чье имя я так и не… Ах да, вспомнил. Ретроград Йогенсон. Или Гундерсон. В общем, что-то в скандинавском духе.

– Тогда приведите его сюда.

– Не можем, – повторяет Астиг-Че. – Одиссея нет на корабле.

– Как это – нет на корабле?..

Тут мой взгляд падает на голографический экран, встроенный в нишу корпуса вместо иллюминатора. Черт, насколько мне известно, это и есть иллюминатор. В любом случае его нижнюю часть заполняет вращающаяся бело-голубая планета.

– Что, Одиссей на Земле? – выдаю я. – На моей Земле?

Моей ли? Конечно, я там жил и умер, но, если верить богам и моравекам, это было тысячи лет назад.

– Нет, сын Лаэрта еще не спускался на поверхность, – произносит первичный интегратор. – Он отправился навестить голос, который вышел на связь с нашим судном… и потребовал личной встречи с Одиссеем.

– Покажите доктору Хокенберри, что происходит, – вмешался Бех бин Адее. – Он сам поймет, почему Лаэртид не в состоянии говорить.

Астиг-Че, по-видимому, задумывается над его предложением. Затем поворачивается к Чо Ли. Подозреваю, они совещаются по радиосвязи, после чего штурман вытягивает руку-щупальце, и в каких-то двух футах от меня открывается трехмерное голографическое окно.

Одиссей занимается любовью с самой чувственной женщиной, какую мне доводилось видеть – кроме Елены, разумеется. Ослепленный собственным мужским эго, я-то считал наши… половые сношения с троянской красавицей достаточно искусными и вполне энергичными. Однако, тридцать секунд поглазев с разинутым ртом на то, что вытворяют голый ахеец, чье загорелое коренастое тело покрыто боевыми шрамами, и экзотическая красотка с пушком на бледной коже и потрясающе подведенными очами, остается признать свои потуги весьма непритязательными, вялыми, точно прокрученными в замедленной съемке.

– Хватит. – Мой голос хрипит, во рту пересохло. – Выключите.

Порнографическое окошко исчезает из виду.

– Кто эта… леди? – заикаюсь я.

– Говорит, ее зовут Сикоракса, – отвечает Ретроград Чей-то-там-сын. Забавно слышать столь мужественный голос из крохотной металлической коробочки на долгих тоненьких ножках.

– Позвольте перекинуться парой слов с Орфу и Манмутом, – прошу я.

Эти двое – мои сравнительно давние знакомцы. Маленький европеец – самый человечный в своем роде, я хочу сказать – среди роботов. Если я и смогу кого-нибудь убедить на «Королеве Мэб», то только его.

– Боюсь, это также невозможно, – отвечает Астиг-Че.

– Почему? Они тоже занимаются сексом со смазливыми моравечками или что?

Неуместность моей жалкой остроты подчеркивает гулкая тишина, повисшая на несколько долгих секунд.