Олимп

– Нет, – отрезает великан и теперь уже сам делает два шага навстречу Ахиллу, дабы возвыситься над собеседником. – Фетида произвела тебя на свет не от семени какого-то там Пелея, а понесла от меня.

– Да ты!.. – Мужеубийца пытается хохотнуть, но у него получается сиплый лай. – Бессмертная мать говорила мне как на духу, что…

– Твоя подводная мамаша врет и не краснеет, – ухмыляется Тучегонитель. – Примерно три декады назад я возжелал Фетиду – пусть и не совсем богиню, зато смазливее большинства кратковечных. Правда, Мойры, эти чертовы бухгалтерши со счетами памяти ДНК, предупреждали, что любое наше дитя принесет беду, сможет повлечь мою гибель и даже разрушить власть Олимпа.

Сквозь дыры в шлеме очи быстроногого пылают злобой и неверием.

– И все-таки я захотел мокрогрудую, – продолжает Зевс. – Ну и добился своего. Но сперва принял облик обычного земного парня, с которым у твоей матери что-то было. Однако не заблуждайся, ты рожден от моего божественного семени, о сын Фетиды. Думаешь, почему морская богиня услала тебя подальше от недоумка Пелея, отдав на воспитание старому кентавру Хирону?

– Врешь! – рычит человек.

Громовержец чуть ли не печально поводит головой из стороны в сторону.

– Еще мгновение, и ты умрешь, юный Ахилл, – молвит Отец бессмертных и смертных. – Однако знай, что я сказал истинную правду.

– Тебе меня не убить, Повелитель Крабов.

– Это верно. – Громовержец потирает бороду. – Сам – не смогу, спасибо Фетиде: позаботилась. Едва узнав, что ее обрюхатил не женишок Пелей, этот кастрированный червь, она разведала о предсказании Мойр и смекнула, что я прикончу тебя по примеру собственного папаши Крона, который поедал родных отпрысков, лишь бы не допустить в грядущем каких-нибудь мятежей и вендетт. Я бы так и сделал, юный Ахилл, проглотил бы тебя еще во младенчестве, когда бы мокрогрудая не погрузила ребенка в пламя вероятностей чистого Небесного огня. Ты – квантовый урод, единственный во вселенной, незаконный отпрыск Фетиды и Зевса. Гибель твоя (а ведь даже мне неизвестны подробности, Мойры всего не раскрыли) предначертана совершенно точно.

– Тогда сразись со мной, Владыка Грязных Сортиров! – восклицает Пелид и кидается вперед со щитом и клинком наготове.

Зевс поднимает руку. Быстроногий застывает на месте. Кажется, время замерзло.

– Убить я тебя не смогу, мой горячий побочный сын, – бормочет олимпиец как бы себе под нос. – Но что, если плоть отделить от костей и растерзать на составляющие клетки, на молекулы? Долго же придется ей собирать себя по крупицам – несколько столетий в лучшем случае, – и я не уверен, будет ли этот процесс безболезненным.

Окаменевший Ахилл чувствует, что способен говорить, однако не раскрывает рта.

– Или отослать тебя подальше, – Тучегонитель указывает на потолок, – туда, где нет воздуха, пригодного для дыхания. Занятная головоломка для квантовых сил вселенной.

– Воздух есть везде, кроме моря! – рявкает мужеубийца и только потом припоминает, как накануне пыхтел и мучился на высотах Олимпа.

– Космическому пространству ничего не стоит опровергнуть это заблуждение. – Кронид издевательски ухмыляется. – Где-нибудь за орбитой Урана, а то и в Поясе Койпера. Тартар тоже подойдет. Атмосфера там состоит в основном из метана и аммиака. Твои легкие обратятся в головешки. Но если протянешь в ужасных терзаниях несколько часов, успеешь пообщаться со своими прадедом и прабабкой. Знаешь, они даже любят кратковечных… на ужин.

– Пошел на хрен! – кричит человек.

– Быть посему, – изрекает Повелитель Туч. – Приятного путешествия, сынок. Недолгого, полного страданий, но приятного.

Божественная десница описывает в воздухе плавную короткую дугу, и плитки под ногами Ахилла начинают растворяться, образуя на полу пиршественной залы круг пустоты, озаренной огнистыми всполохами. Далеко-далеко снизу, из ужасной бездны, полной бурлящими серными облаками, среди черных гор, похожих на сгнившие зубы дракона, озер из расплавленного свинца, пузырящихся потоков шипящей лавы и таинственных, огромных, бродящих во мраке теней, доносится вечный рев чудовищ, когда-то именуемых титанами.

Рука Громовержца совершает еще одно еле заметное движение, и мужеубийца летит прямо в пропасть. Без единого вскрика.

С минуту олимпиец пристально смотрит на жаркое пламя и черные клубы облаков, затем поводит ладонью слева направо: круг тут же смыкается, пол затвердевает и вновь покрывается плиткой ручной работы, и в доме повисает могильная тишина; лишь где-то во дворе жалобно лает оголодавший пес по кличке Аргус.

Кронид со вздохом телепортируется прочь: пора призвать к ответу ничего не подозревающих бессмертных.

58

Просперо не стал подниматься; Мойра сама повела Хармана кругом по мраморному балкону без ограждения, вверх по движущейся металлической лестнице, снова кругом, и снова вверх, и так далее, покуда пол Таджа не превратился в маленький кружок, оставшийся, казалось, на много миль под ногами. Сердце мужчины все громче стучало в груди.