Олимп

Блондин-мужеубийца и главный ремесленник из сонма бессмертных идут вдоль по берегу озера кальдеры, от Чертогов Целителя к Великой Зале Собраний. Все прочие божественные постройки с белыми колоннами прячутся в каком-то запустелом сумраке. На небесах – ни одной колесницы. Никто не гуляет по неисчислимым мощеным дорожкам, над которыми горят приземистые желтоватые источники света, причем явно не факелы.

– Я же тебе говорил, – объясняет покровитель огня, – кот из дома, мыши – в пляс. Чуть ли не все до единого теперь на Земле Илиона играют последний акт вашей Троянской войнушки.

– И как там дела? – интересуется Ахиллес.

– Тебя нет, Гектора убить некому, твои мирмидонцы вкупе с ахейцами, аргивянами и прочими-как-их-там получают от осажденных коленом под зад.

– Агамемнон и его люди отступают? – спрашивает Пелид.

– Ага. В последний раз, когда я заглядывал в голографический пруд Великой Залы, а это было считанные часы назад, перед тем, как нелегкая понесла меня чинить эскалатор, Атрид провалил очередное наступление и пятился к заградительным рвам, что перед черными кораблями. Гектор готовился к наступательным действиям, строил войска у стены. По большому счету все зависло от того, чья команда небожителей пересилит. Ты не поверишь, но нашим крутым сучкам Афине с Герой даже с помощью Посейдона, грозно колеблющего землю (а уж это он умеет, хлебом его не корми, дай поколебать что-нибудь), пока не удалось посбивать спеси со сторонников Трои: дальноразящего Аполлона, Ареса и коварной Афродиты с ее подружкой Деметрой.

Быстроногий молча кивает. Отныне жизнь его связана с Пентесилеей, а не с Атридом и боевыми товарищами. Ахиллес доверяет своим мирмидонцам, они поступят как надо: если получится – унесут ноги, если понадобится – сложат головы на поле брани.

С тех пор, как Афина (или же Афродита в ее обличье, как несколько дней назад уверяла богиня мудрости) прикончила его любезного друга Патрокла, сердце Пелида кровожадно взывало о мести бессмертным. Теперь у него только две цели. Первая – вернуть любимую амазонку, хотя чувства к ней и породили волшебные духи Киприды, к жизни. Вторая – порешить ненавистную Афродиту. Сам того не сознавая, грек поправляет богоубийственный кинжал на поясе. Если Афина сказала правду – а почему бы и нет? – этот клинок из квантово-смещенной стали оборвет жизнь светлоокой дочери Зевса, да и любого из олимпийцев, кто встанет на пути, в том числе хромоногого Гефеста: пусть только вздумает улизнуть или оказать сопротивление.

Покровитель огня ведет Ахилла на парковочную стоянку подле Великой Залы Собраний, где выстроились в ряд на траве десятки золотых колесниц. Словно нити пуповины, тянутся от них под землю, к некоему зарядному устройству, металлические шланги. Гефест забирается в безлошадную повозку и манит кратковечного спутника за собой.

– Куда это мы? – мнется Пелид.

Кузнец закатывает глаза.

– Я же говорил, навестим одну небожительницу, которой известно, где скрывается Громовержец.

– А почему не поехать прямо к Зевсу? – Мужеубийца по-прежнему не ступает на подножку.

Тысячи раз он управлял и ездил на колесницах, но никогда еще не порхал в облаках, как боги, которых он часто видел над Илионом. Не то чтобы мужчину пугала эта затея, но все-таки он не спешит покинуть надежную землю.

– Есть одна технология, известная только Крониду, – поясняет Гефест. – Он может схорониться от всех моих сенсоров и шпионских устройств. Так вот ее явно кто-то активировал. Чует мое сердце, это был не Владыка Владык, а его благоверная Гера.

– И какой же бессмертный покажет нам, где он прячется? – рассеянно спрашивает герой.

Песочный ураган разбушевался; кругом полыхают ужасные молнии, в сотне футов над головами собеседников шипят и сверкают статические разряды: это планетарный ураган порывами налетает на защитное поле Олимпа – эгиду Зевса.

– Никта, – говорит хромоногий.

– Ночь? – повторяет Ахилл.

Мужеубийца, конечно, слышал имя дочери Хаоса, одного из первых наделенных сознанием существ, явившихся из пустого зияющего пространства, которое было в самом начале времен, когда настоящие божества помогли отделить мрак Эреба от сине-зеленого порядка Геи-Земли. Правда, ни в одном из известных ему городов Греции, Азии или Африки не поклонялись таинственной богине. Легенды гласили, будто бы от Никты – причем она справилась в одиночку, без помощи какого-нибудь бессмертного оплодотворителя, – произошли Эрида (Раздор), Мойры (Судьбы), Гипнос (Сон), Немезида (Возмездие), Танатос (Смерть) и Геспериды.

– А я полагал, что это персонификация, – произносит Пелид. – Ну или тележка с воловьим дерьмом.

Кузнец ухмыляется.

– Даже персонификация и тележка с воловьим дерьмом обзаводится телесной оболочкой в чудесном новом мире, созданном для нас при участии «постов», Просперо и Сикораксы, – отвечает он. – Ну что, едем? Или мне пока квитнуться в лабораторию и насладиться… э-э-э… прелестями твоей спящей красавицы?

– Только попробуй, и ты покойник, – спокойно, без угрозы обещает герой.