Олимп

– Значит, способны, – произносит мужчина. – Брат не умеет лгать. А боги сказали ему, что это их рук дело, и вот пожалуйста! Наши города пусты. Я успел потолковать с остальными, кто был в том плавании. Все наши имения, все дома на Пелопоннесе… Ш-ш-ш! Кто-то идет. – Он поднимается, разбрасывает угли ногой, толкает Елену в черные сумерки у разбитой стены и замирает у выхода на винтовую лестницу, приготовив обнаженный клинок.

Слышится шорох сандалий по ступеням.

Человек, которого Ада ни разу не видела: одетый в доспехи и плащ ахейского пехотинца, но только более хилый и кроткий с виду, чем любой из героев туринской драмы, выступает с круто оборвавшейся лестницы на открытую площадку.

Прянув на чужака и выкрутив ему руки, Менелай прижимает лезвие к шее напуганного пришельца, готовясь единым взмахом отворить ему яремную вену.

– Нет! – восклицает Елена.

Брат Агамемнона замирает.

– Это мой друг, Хок-эн-беа-уиии.

Еще мгновение мышцы лица и предплечья грека продолжают сокращаться: мужчина словно по-прежнему хочет перерезать горло хлипкому противнику, но потом вырывает вражеский меч из ножен и бросает его в сторону. И, швырнув доходягу на пол, чуть ли не нависает над ним.

– Хокенберри? Сын Дуэйна? – рычит Менелай. – Ты часто попадался мне в обществе Ахиллеса и Гектора. Это ты явился вместе с дурацкими машинами…

«Странное имя, – недоумевает Ада. – Сколько следила за туринской драмой, никогда такого не слышала».

– Да нет же, – говорит пришелец, потирая шею и поцарапанное голое колено. – Я был здесь годами, но только никому не показывался на глаза, покуда не разразилась битва с богами.

– Ты приятель этого урода Пелида! – рявкает брат Агамемнона. – И вдобавок пресмыкаешься перед моим заклятым врагом Гектором, чей последний час уже скоро наступит. И твой тоже…

– Нет! – снова кричит Елена и, сделав шаг вперед, перехватывает руку разъяренного грека. – Хок-эн-беа-уиии любимец богов и мой друг. Это он рассказал мне о башне. Помнишь, как он переносил быстроногого, куда пожелает, путешествуя подобно бессмертным при помощи чудесного медальона?

– Помню, – кривится Атрид. – Друг Ахиллеса и Гектора – мне не товарищ. Этот парень раскрыл наше убежище и теперь проболтается. Смерть ему.

– Нет, супруг мой, – вот уже в третий раз повторяет дочь Зевса. Какими крохотными выглядят ее белые пальчики, обхватившие волосатое предплечье мужа, покрытое густым загаром! – Хок-эн-беа-уиии – это ответ на все наши беды.

Менелай сердито сверкает глазами, ничего не понимая.

Красавица указывает на сражение у стен. Лучники посылают сотни – тысячи – смертоносных залпов. Растерянные греки то устремляются на городские укрепления с осадными лестницами, то вновь, теряя товарищей, отступают под перекрестным градом стрел.

Последние из троянских защитников за стенами яростно бьются на своей стороне частоколов и рвов – ахейские колесницы сшибаются друг с другом, дерево разлетается в щепки, а кони кричат от боли в ночи, когда острые колья пронзают их взмыленные бока, и даже бессмертные покровители и покровительницы осаждающих – Афина, Гера и Посейдон – пятятся под неистовой ответной атакой главных противников – Ареса и Аполлона. Серебролукий осыпает фиолетовыми энергетическими стрелами как аргивян, так и их божественных союзников; люди и кони валятся наземь, точно молодые деревца под топором дровосека.

– Я не понял, – рычит Менелай, – что проку от этого полудохлого ублюдка? У него даже меч не заточен!

Не отпуская руки супруга, Елена грациозно преклоняет колено и поднимает увесистый золотой медальон, висящий на шее Хокенберри на толстой золотой цепочке.

– Возлюбленный муж, он может в одно мгновение перенести нас обоих на сторону твоего брата. Это наша единственная надежда выбраться из Илиона.

Сын Атрея недобро щурится: кажется, до него доходит.

– Ну-ка подвинься, жена. Сейчас я перережу ему глотку, и волшебный медальон будет наш.

– Эта штука работает лишь на меня, – глухо произносит поверженный. – Даже моравеки со всей их премудрой техникой не сумели создать копию или просто извлечь какую-то пользу из оригинала. Квит-медальон настроен только на мою ДНК и волны моего мозга.

– Что правда, то правда, – сдавленно шепчет Елена. – Вот почему и Гектор, и Ахиллес держали Хок-эн-беа-уиии за руку, когда хотели чудесным образом перенестись куда-нибудь вместе с ним.

– Вставай, – роняет рыжеволосый грек.

Схолиаст поднимается. Менелай не так уж высок по сравнению со своим венценосным братом, не столь широк в груди, как Одиссей или Аякс, но рядом с хилым и в то же время пузатым ученым его массивный, мускулистый торс выглядит воистину божественно.

– Давай утащи нас отсюда, – велит ахеец. – Желаю оказаться с женой на берегу, в ставке брата.

Хокенберри качает головой.