Олигарх

Собрала оружие, оттащила в кусты и забросала листвой — кроме «калашникова» калибра 5.45, такого, как у «Сайги». С минуту поразмышляла — может стоить забрать калаш? Он все-таки стреляет очередями, а «сайга» не может. И передумала. Ей нужна снайперская винтовка, а не пулемет. У «Сайги» коллиматорный прицел, она хорошо пристреляна, а стрелять можно почти что как очередями — просто быстрее жми на спуск. Магазин калашниковский на 30 патронов — чего еще надо? В общем — калаш отправился к остальному оружию под куст. Пусть лежит. Только магазины запасные забрала, и сразу сменила почти пустой — на полный.

Прикинула, куда идти, и пошла, загибая путь дугой и оглядываясь на солнце, которое встало уже высоко над горизонтом. Конечно, не июнь, но еще лето, так что светает рано. По прикидкам, сейчас уже часов шесть, не меньше. Довольно-таки долго она бегала по кустам.

У машин действительно оставлены двое часовых. Они сидели на капоте легковушки, покуривая и поглядывая туда, куда ушли их соратники. Оружие положили рядом — тот же помповик и пистолет Макарова. Настя сняла их двумя выстрелами, как в тире — выстрелы слились в один, как в каком-нибудь голливудском боевике про ганфайтеров. Одному прострелила правое плечо, второго завалила наповал. Убитый еще не успел затихнуть, дергаясь на влажной от росы травы, когда Настя шагнула из-за деревьев и пошла к машинам, фиксируя взглядом раненого и готовясь мгновенно выстрелить и нейтрализовать его действия. Левая рука у него работает, так что можно ожидать чего угодно. Но он только поскуливал, держась за плечо, и когда Настя подошла ближе, начал упрашивать не убивать и вызвать ему врача. Идиот.

Через десять минут Настя уже знала — кто их послал и зачем. А еще узнала, что виновник этого безобразия остался лежать там, на поляне. Именно он был с автоматом Калашникова. Тот самый, кому Лена «пописала» бутылкой его поганую рожу. Акция была организована именно им, так что скорее всего вся диаспора в этом действе не участвовала. И это было важно.

Все еще размышляя о перспективах происшедшего (Удастся ли скрыть? Трупы куда девать?) Настя задумчиво прострелила пленнику голову из трофейного «макарова», и обтерев, вложила пистолет в руку его соратника. Сама не зная — зачем это делает. Вероятно — привычка путать следы.

Повесив «сайгу» на шею так, чтобы она была под рукой (Мало ли что случится?! Вдруг еще кто-то из бандитов выжил?), Настя пошла за Леной. Идти пришлось долго — оказывается, Настя с Леной на руках успела убежать километра за полтора — своеобразный рекорд. Впрочем — если бы за спортсменами неслась толпа ублюдков с оружием в руках — вполне вероятно, они были бы в рекордах впереди планеты всей.

Лена лежала там, где Настя ее и оставила. Кровотечение прекратилось, но кожа девушки была бледной — большая кровопотеря. Наркотик еще действовал, Лена спокойно спала, сердце билось ровно и без каких-то проблем. Теперь только бы довезти ее до врачей и не растрясти. В больницу нельзя — нужно домой. И там уже пускай олигарх вытаскивает дочку с того света. Говорено ему было — увези за границу, пока все успокоится! Нет, типа — я договорился, ее не тронут. Ну вот…и не тронули.

Пришлось взять машину бандитов, благо что ключи торчали во всех джипах. Потрепанный, но намытый до блеска «гелендваген» завелся с пол-оборота, и через несколько минут уверенно пер по лесной дороге, разбрызгивая налитые грязной жижей лужи и лужицы. Через пятнадцать минут джип деловито урча выбрался на шоссе, и покатил в нужном направлении, оставляя на чистом асфальте грязные, в черных комках следы шин.

* * *

Со мной поехали два опера из областной управы Комитета — один представился Николаем Афониным, другой — Алексеем Алексакисом, и когда я недоуменно вытаращил глаза на такую экзотичную фамилию, да еще и в соответствии с эдаким-то именем, данным как в насмешку, весело рассмеялся и сказал, что его предки были греками, коих тут, в Одессе — превеликое множество. Как, впрочем, и евреев. Только евреи сюда понаехали сравнительно недавно, а греки тут обитают с самого момента основания города, а возможно и раньше — потому что город образован в 1794 году, а вот греческие поселения тут были задолго до того, как это скопление домов назвали Одессой.