— Жаль мне тебя, Родимка, потому только и решаюсь, — напевно начала колдунья. — И знак особый тебе дам, чтоб на груди носила, и заклятье особое, чтоб над чашей мужа своего шептала. Чтоб только тебя муж твой всегда желал…
Старуха вдруг замолчала, настороженно прислушиваясь. Выдохнула в крайнем испуге:
— Кони!…
Схватив бадейку, плеснула в костер. Зашипев, он разом погас, густое облако дыма и пара заполнило пещерку.
— Уходи!… В лес беги, в лес! Они из Киева скачут!… Дым еще не вытянуло, когда в пещерку вошли двое в белых рубахах, отделанных золотом по подолу.
— Стой, ведьма.
И оба закашлялись.
— Стою я, стою, — торопливо заверила колдунья. Она ни разу не кашлянула, будто дым и не тревожил ее. То ли привыкла к нему, то ли умела сдерживаться В голосе ее не было ни испуга, ни подобострастия, хотя она все время думала, успела ли выскочить посетительница до прихода непрошеных гостей.
Один из вошедших, выгоняя дым, принялся усиленно размахивать найденной у стены телячьей шкурой, второй не спускал с колдуньи недоверчивых глаз. Дым стал рассеиваться, а когда в пещерке сделалось уже терпимо, вошла княгиня Ольга.
— Княгинюшка светлая!
Возопив, старуха повалилась в ноги, норовя поцеловать край тяжелого платья. Ольга брезгливо подобрала подол::
— И в дыму узнала, старая ведьма?
— Силу твою почуяла. Силу великую!
— Ворожишь, как в детстве моем?
— Так забавляла я тебя тогда, забавляла, княгинюшка! Не ворожея я, нет, знахарка я простая, знахарка. Травами заболевших пользую, кровь заговариваю, разродиться бабам помогаю.
— И с духами черными за полночь беседы ведешь? Почему огонь в пещерке жгла? Кому знак подавала?
— Тебе, светлая, тебе, завтрашняя королева… -Что?
— Знаю. Знаю это, открылось мне. Потому и говорю…
В пещерке были дружинники. И, может быть; поэтому Ольга резко, чтобы и за входом слышали, выкрикнула:
— Молчи!…
Старуха увяла, залопотала беспомощно:
— Как велишь, как велишь…
— Молчи, — сурово повторила княгиня. — Отвечай, что спрашивают, ради отзета твоего и пришла сегодня. Скажешь правду— жива останешься, солжешь — на костер пойдешь.
— Княгинюшка светлая, пощади старость мою!
— Князья не щадят. Князья милуют.
— Помилуй…
Ольга оглянулась через плечо, бросила страже:
— Выйдите все. И ты тоже, боярин Хильберт.
Дружинники вышли, сталкиваясь мощными плечами в тесном проеме пещерки. Следом за ними вышел и молодой статный боярин. Старуха тихо выла, лежа на полу.
— Встань, — брезгливо сказала княгиня. — Гляди мне в глаза и отвечай коротко: да или нет.
— Да или нет, — зачем-то повторила колдунья. Ольга молчала, сурово смотрела в упор. Старуха не только не отводила глаз, но даже не решалась моргать. Княгиня молчала долго, испытующе глядя на нее. Наконец спросила резко:
— Кто сильнее, твои чернобоги или Бог христианский, которого они называют Иисусом Христом?
На этот вопрос невозможно было ответить ни «да», ни «нет». И княгиня со злым любопытством ждала, как старая ведьма выпутается из трудного положения. А старая беззвучно плямкала губами, не решаясь произнести не то что слова — звука единого. Потом вдруг воздела обе руки и рухнула на колени:
— Казни. Лютой казнью казни меня, княгиня, но Бог христианский сильнее всех!…
Ольга помолчала. Сказала, понизив голос:
— Есть такое средство, чтобы, выпив его в вине, человек уснул, но так, чтобы сон ему прекрасный приснился? А утром чтобы встал и всегда помнил бы об этом сне?
— Приворотное зелье? — догадливо шепнула старуха.
— Знать не хочу. Чтобы сил своих не потерял во сне. Сил и желаний.Чтобы только о них и помнил.
— Есть, княгинюшка светлая, есть… — бормотала старуха, роясь на полке, заваленной кореньями и сушеными травами. — Вот, княгинюшка светлая…
— Сколько нужно на кубок?
— Две щепоти всего. Две щепоти твоих. Только приласкать уснувшего надо, приласкать.
— Приласкать? Кого приласкать, старая? Старуха испуганно примолкла. Ольга спрятала холщовый мешочек в складках платья. Сказала с нешуточной угрозой:
— Если проболтаешься кому, палач очень медленно замучает тебя на растяжках. Поняла, старая?
— Пожалей старость мою, княгинюшка!… — в ужасе закричала старуха.
И пала ниц пред Ольгой. Княгиня, подумав самую малость, высоко подобрала подол платья, перешагнула через лежащую старуху и вышла из пещеры.
К ней подвели коня, подсадили в седло. Ольга молчала, напряженно размышляя.
— В Киев? — тихо спросил молодой боярин.
— Что, Хильберт?… — Княгиня очнулась. — Да. Да, да, да, я поняла, поняла. Это было — да.
Боярин ничего не понял, но решил уточнить:
— А со старухой что делать?
— Со старухой?… — только на миг задумалась Ольга. — Меч при тебе? Тогда сам должен знать.
И первой тронула коня.
Двое дружинников выволокли колдунью из пещеры, стащили к берегу, бросили на песок.
— Раз… Два…
Еще до третьего счета из пещерки ящерицей выскользнула молодка, назвавшаяся Родимкой. И исчезла в прибрежном кустарнике.
Тускло блеснул меч в предгрозовых зарницах, и седая голова старухи скатилась на песок.