Олешки

Котёнок-то не простой был — это рысёнок был. Значит, и мать его недалеко где-то бродила. Пока он играл себе тихо-мирно на полянке, ловил мух да соломинки жевал, мать тоже своим делом занималась — охотилась. А как подал он голос, запищал, завопил, — тут уж рысь, конечно, к нему — на помощь, на выручку. И разорвала бы она меня в клочки, если бы я ей по дороге попался.

А ружьё у меня, как назло, самой мелкой дробью было заряжено — на рябчика, на мелкую дичь. Где уж тут с рысихой сладить! Рысиха-мать — с доброго волка.

Страшный рассказ

Мальчики Шура и Петя остались одни. Они жили на даче — у самого леса, в маленьком домике. В этот вечер папа и мама у них ушли к соседям в гости.

Когда стемнело, Шура и Петя сами умылись, сами разделись и легли спать в свои постельки. Лежат и молчат. Ни папы, ни мамы нет.

В комнате темно. И в темноте по стене кто-то ползает-шуршит; может быть, таракан, а может быть, кто другой!

Шура и говорит со своей кровати:

— Мне совсем и не страшно.

— Мне тоже совсем не страшно, — отвечает Петя с другой кровати.

— Мы воров не боимся, — говорит Шура.

— Людоедов тоже не боимся, — отвечает Петя.

— И тигров не боимся, — говорит Шура.

— Они сюда не придут, — отвечает Петя.

И только Шура хотел сказать, что он крокодилов не боится, как вдруг они слышат… за дверью, в сенях, кто-то негромко топает ногами по полу: топ… топ… шлёп… шлёп… топ… топ…

Как бросится Петя к Шуре на кровать!

Они закрылись с головой одеялом, прижались друг к другу. Лежат тихо-тихо, чтобы их никто не услышал.

— Не пыхчи, — говорит Шура Пете.

— Я не пыхтю.

Топ… топ… шлёп… шлёп… топ… шлёп… шлёп…

А через одеяло всё равно слышно, как кто-то за дверьми ходит и топает.

Но тут пришли папа с мамой. Они открыли двери, вошли в дом, зажгли свет. Петя и Шура им всё рассказали.

Тут мама с папой зажгли ещё одну лампу и стали смотреть по всем комнатам, во всех углах. Нет никого. И вдруг вдоль стены кто-то как пробежит в угол… Пробежал и свернулся в углу шариком. Смотрят — да это ёжик! Он, верно, из леса забрался в дом.

Хотели его взять в руки, а он дёргается и колет колючками. Тогда закатали его в шапку и унесли в чулан.

Дали молока в блюдце и кусок мяса.

А потом все заснули.

Этот ёжик так и жил с ребятами на даче всё лето.

Он и потом пыхтел и топал ногами по ночам, но никто уж его не боялся.

Олешки

Привезли в зоосад двух олешков. Маленьких, ростом с козу.

Назывались они «мунджак» и родом были из Индии.

У оленя рога с развилиной, а самка безрогая.

Глаза у обоих большие, чёрные и с ресницами, как у человека.

Совсем людей не боялись олешки, тыкались холодными носами в руки — корм выпрашивали. И очень любили, когда у них за ушами чешут.

Однажды увидел я — завешена их клетка брезентом, и брезент прибит гвоздями по бокам, чтобы народ его не отворачивал.

— Зачем, — спрашиваю, — завесили оленей?

— Олениха объягнилась!

Ну, я не вытерпел, всё-таки посмотрел за брезент.

И увидел: два маленьких-маленьких, жёлтых с белыми пятнами олешка — не больше кошки ростом — стоят и на меня глазами и ушами наставились.

Ножки — тонкие, вроде карандашей, передние в коленях сходятся, а у земли разошлись в стороны.

Лупоглазые, глупые олешки.

Смотрели они, смотрели, испугались и повернулись ко мне задом.

А олениха, всегда ласковая, вдруг бросилась на меня и стукнулась безрогим лбом о решётку.

Долго я не был в зоосаду.

Прихожу — в клетке не четверо, а трое.

Вырос оленёнок, ростом с мать уже, рога шишками на лбу прорастают, а шкура всё ещё ребячья — жёлтая в белых пятнышках.

— А где же другой? — спрашиваю.

— А как сняли брезент с клетки, дал ему кто-то конфетку, он конфетку съел и к утру издох.

Слабенький был олешек.

Глупые обезьянки

Две обезьянки-матери кормили своих детёнышей. Одна мартышка была старая, опытная мать, она крепко держала на руках своего маленького, а другая, молодая мартышка, всё время дремала. Сидит она, сидит, руки у неё разжимаются, опускаются — вот-вот её ребёнок вывалится из рук и упадёт сверху на пол.

Увидала это старая мартышка и дёрнула её за ухо.

Мол, просыпайся. Ты что?

Молодая мартышка проснулась, подхватила покрепче своего ребёночка и уселась поудобнее.

Снова сидят рядышком две матери-обезьяны и кормят своих ребят.

Немного погодя молодая опять стала клевать носом — засыпать. Вот-вот уронит ребёнка.

Тогда старая обезьяна ткнула её легонько в бок кулаком.

Молодая вздрогнула, выпрямилась и обняла детёныша своими чёрными маленькими ручками.

— Посмотрите, посмотрите, — заговорили люди, которые стояли около клетки, — какие эти обезьянки умные. Как они друг друга учат. Совсем-совсем как настоящие люди.

Но тут молодая обезьянка опять заснула — не выспалась она, что ли? И старая обезьянка изо всех сил дёрнула её за хвост.

И поднялась тут драка! Да какая драка! Настоящая обезьянья!

Обе мамаши на верхней полке тузят друг друга кулаками, дёргают за хвосты, таскают за волосы, про своих ребят совсем забыли. Ребята у них давно свалились на пол — ушиблись, плачут. А мамаши гримасничают, зубы скалят, друг на друга, как петухи, налетают.

Вот тебе и умницы!

Яшка