Олешек

Тут они вдвоём стали так громко смеяться, что лесное эхо проснулось и стало прыгать за ёлками и их передразнивать.

— Самого себя и догонял… — сквозь хохот с трудом выговаривал лётчик.

— …самого себя… — захлебываясь смехом, повторял Олешек, и звонкий его колокольчик звенел на весь лес.

Они покатывались от хохота и никак не могли остановиться. Наконец лётчик взглянул на часы:

— Пора нам с тобой по домам, Звонок! Приходи сюда завтра. Кончим дорожку и построим с тобой зимовьюшку.

— Какую зимовьюшку?

— Домушку-зимовьюшку. Из снежных кирпичей.

Олешек подпрыгнул от радости. Эх, жалко, что у Валерки горло болит, а то бы взялись втроём!..

И наутро они стали строить домушку-зимовьюшку.

Олешек и не знал, что его знакомый лётчик такой мастер. Всякая работа у него ладилась, и весело было за ним поспевать.

— А где бы нам ведёрко пустое раздобыть? — спрашивал лётчик.

Олешек мчался во весь дух, и вскорости в лесу раздавался гром и звон: это Олешек тащил ведро от гардеробщицы Петровны.

— А как бы нам чайником воды разжиться? — говорил лётчик, и Олешек притаскивал из дому чайник с водой. И всякий раз наливал так полно, что по дороге вода из носика выплёскивалась и застывала на снегу.

— Гляди-ка, — удивлялся лётчик, — наша тропка теперь вся стала в ледяных точках и тире, прямо снежная телеграмма. От кого бы?

— Может, от деда-мороза? — предполагал Олешек.

— Точно, — соглашался лётчик. — Дед нам радирует: «Стройте, ребята, из снега, а я льдом скую, крепко будет!»

Они набирали в ведро снег, поливали его водой из чайника, размешивали палкой.

— Настоящие кирпичи на цементном растворе кладут, а у нас с тобой кирпичи снежные — значит, и раствор из снега с водой. Мороз его прихватит — не разорвёшь. Понял, как кладка кладётся?

Олешку было понятно. Осенью в берёзовой роще каменщики выкладывали кирпич за кирпичом красные стены детского сада. А лётчик с Олешком строили свою зимовьюшку из белых кирпичей. Лётчик нарезал их из слежавшегося снега. Вдвоём они подвозили кирпичи на листе фанеры — она теперь называлась волокушей. Складывали рядами, друг на дружку. Стенка росла, Олешек уже не доставал до края. А кирпичи надо было поднимать всё выше. Иногда лётчик опускал руки и тяжело переводил дыхание.

— У нашего крана мотор пошаливает, — подмигивал он Олешку, — да мы ему не позволим из строя выходить, верно?

— Не позволим! — радостно откликался Олешек.

Он старался помогать лётчику изо всех сил: и притаптывал снег, и прихлопывал, и подгребал, и ладошками приглаживал.

Рта он не закрывал ни на минуту. В морозном воздухе звучал непрестанно его пронзительный голосок:

— А дверь будет? А окно сделаем? А крышу покроем? А трубу поставим?

— Всё будет, Звонок, всё будет, — отвечал лётчик.

Четыре дня подряд они строили свой дом. А когда закончили кладку стен, фанера перестала быть волокушей. Лётчик высоко поднял её на вытянутых руках, выгнул дугой, упёр краями в снежные стены — и получилась крыша. Облепили крышу мокрым снегом. За ночь схватит её морозцем, крепкая станет крыша, ветром не сдует.

— А я знаю, где валяется старый бидон без донышка, — сказал Олешек. — Его можно вместо трубы вставить.

И вставили бидон без донышка. А над входом лётчик приладил вертушку из картона, чтоб показывала силу ветра.

Вот и готова домушка-зимовьюшка. Теперь можно и ведро отдать Петровне, и чайник больше приносить не надо. И стало Олешку грустно, что строительство кончилось.

Но оказалось, самые интересные дела только начинаются.

Раздобыли два ящика побольше и поменьше. Получились в домушке стол и стул. Натащили обломков красных кирпичей, сложили посреди домушки очаг, подальше от стенок, чтоб не растаяли.

— Завтра наготовим щепы для растопки, — сказал лётчик. Да чистую жестянку, чтоб чай кипятить, да сухарей насушим.

— Для кого сухарей? — удивился Олешек.

— Для неизвестного друга, — сказал лётчик. — Пойдёт человек по лесу в буран, промёрзнет зуб на зуб не попадает. И вдруг вот она, зимовьюшка наша! Входи, друг, грейся чайком, зимуй хоть целую зиму.

Вечером дома на кухне Олешек выбрал самое сухое, самое прямое без сучков полено и спрятал его к себе под кровать.

— Что за полено в комнате? — удивилась мама. — И зачем ты его завернул в газету?

— Мне нужно! — сказал Олешек. — Мы с моим знакомым лётчиком будем щепки щепать. Придёт человек замёрзший, а для него всё уже готово: пожалуйста, разводи огонь, грейся чайком.

— Да какой человек? — ещё пуще удивилась мама, а папа поднял глаза от газеты и серьёзно и внимательно взглянул на сына.

— Неизвестный друг! — ответил Олешек. И всё рассказал про зимовьюшку.

Тогда папа молча отложил газету, поднялся, раскрыл свой складной нож и нащепал из полена целую стопку щепок. Связал их бечёвкой в аккуратную вязанку и сказал:

— Получай, сынок, неси в свою зимовьюшку! И товарищу лётчику привет передай.

— А сухой заварки у вас небось нету? — спросила мама и положила рядом с вязанкой маленькую, только что начатую пачку чая.

Папа озабоченно покачал головой.

— Отсыреет чай в зимовьюшке, — сказал он. — Отдала бы ты им, Варя, железную банку с крышкой.

И мама вынула из буфета большую красивую банку.