Читаем Олег Меньшиков полностью

Еще один намек в полыхании Софьиного оранжевого - ярко-красный туалет ее тетушки Хлестовой. Екатерина Васильева явилась в "Горе от ума" после долгого перерыва, властная, уверенная в своей власти над залом. Возможно, излишне победительная, впрочем, не зря ее боится и Павел Афанасьевич, да и другие ищут расположения умной, злой старухи. Возможно, близость цветовой гаммы в туалете тетки и племянницы в чем-то предвещает будущее Софьи, способной повторить Анфису Ниловну Хлестову, только помельче, пошлее, зауряднее, по крайней мере, та Софья, какая предстала в меньшиковском "Горе от ума". Хлестова значительнее других - умна, в людях тайное угадывает и называет это тайное вслух, не опасаясь. Наоборот - наслаждаясь унижением слабых. Но в главном, как и они, она хочет жить, слушая лишь то, что хочет слышать. "Заткну я уши!" - кричит Фамусов Чацкому. Жизнь в уютной глухоте превыше всего. Оттого победитель здесь - Молчалин. Будь иной Софья, мотив заветного покоя, тупого, но безмятежного, зазвучал бы сильнее. Будь она ближе к Чацкому - в чуткости, интеллекте, иронии - она бы заранее знала, что друг ее детства будет растоптан. Возможно, ликовала бы... Возможно, где-то проснулось бы и что-то от сострадания. Увы, Кузина бесцветна и во втором акте.

...А Чацкий к началу бала уже изрядно взвинчен. Больше всего заботит его по-прежнему единственное: что чувствует к нему Софья? Это естественно для влюбленного, естественна попытка все еще уходить от печальной истины, которая дает о себе знать, как бы он ни гнал ее от себя. Это и искры надежды - несмотря ни на что, и снова тоска, пришедшая от холодности Софьи, ее невнимания, ее насмешек, которые становятся все пренебрежительнее... Чацкий слабо реагирует на тех, кто появляется рядом с ним, они - фон, силуэты, раздражающие, мешающие ему наконец объясниться с девушкой. Во всяком случае, услышать от нее правду. Свое раздражение он не считает нужным как-то скрыть. Хотя, в общем, никогда и не старался скрыть свои мысли, как бы ни были они оскорбительны для слушающих. Но сейчас его раздражение достигает едва ли не максимума. Токи нетерпимости дают о себе знать даже толстокожим гостям: каждый, поговорив с Александром Андреевичем, более всего стремится от него избавиться. Цепь эпизодов-встреч окрашена желанием всех поскорее расстаться с ним, надеждой, что он исчезнет, уедет, испарится, провалится в тартарары. Ускачет снова этак верст за семьсот, за тысячу... Такое настроение идет по восходящей, не оставляя надежд на мир.

"Зачем бог Чацкого сюда принес?" - этот вопрос обретает силу, все больше соединяя, сплачивая общество. Круг смыкается, оставляя в центре капризника, грубияна, успевшего всем сказать, бросить нечто обидное, точно попавшее в цель. Смыкание уродов почти зримо - режиссер все просчитал и реализовал.

...В школе нам упорно втолковывали, что каждая реплика Чацкого в адрес того или иного персонажа - суть продуманной, выношенной и глубоко обоснованной антикрепостнической идеи героя, его протест против феодального строя, душащего свободу, держащего в рабстве несчастную Россию. В этом смысле Юрский был великолепно непримирим и наступателен, его речи опаляли, он бросал вызов тем, кто торгует "амурами и зефирами". Отнимает у матерей детей, разлучает любящих... Этот Чацкий жил по принципу "не могу молчать", в общем, не питая никаких иллюзий на то, что сможет как-то убедить свое окружение.

Меньшиков, заставив Чацкого в первом действии бросить перчатку Фамусову, протестует, потому что ему просто нравится быть таким, каков он есть. Он и представить себе не может, что его система отношений с миром, с людьми могла бы стать другой. Он не замечает, какие ответные эмоции вызывает в собеседниках его резкость: проходит мимо. Сказал - и дальше, дальше... Зачем ему задумываться об этом? Тем более он как бы заново видит убожество людей, которых такими и знал, но теперь дистанция в три года усилила его иронию, умножила его небрежение прошлыми знакомствами.

Насладившись дымом отечества, причем очень быстро, к балу Чацкий уже хорошо понимает, что его отечество нисколько не изменилось. Как приняло его? Чацкий озабочен лишь приемом Софьи. И менее всего размышляет относительно низости крепостников. Одно волнует - не напрасно ли мчался через снеговую пустыню к ней, к Софье? Он не находит покоя, даже того, что прежде коротко находил, появившись поутру у Фамусовых. Сейчас почти все время ищет для себя места. Присядет где-то в укромном уголке, на секунду забывшись, но сразу вскочит, встряхнет головой, будто пытается что-то отбросить, отогнать - не горькие ли мысли?.. И будет стараться ускользнуть от старых знакомых - зачем они ему?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии