Олег Меньшиков

Недаром поначалу сценарий назывался "Безусловный эффект шаровой молнии". Потом название изменилось. Об этом рассказывает режиссер. Однажды в телефонном разговоре знакомая спросила его: "Ну, как ваши "Утомленные солнцем"? (В это время еще шла работа над сценарием, знакомая, очевидно, знала, что одна из основных музыкальных тем будущего фильма - танго Оскара Строка "Утомленное солнце", модное в 30-е годы. Оно и сейчас щемяще волнует...) Михалкову ее "Утомленные солнцем" настолько понравились, что он предложил своему соавтору по сценарию Рустаму Ибрагимбекову сделать это названием картины. Но шаровая молния - визуально и образно - в фильме присутствует. Неуловимый, повсюду мечущийся, страшный огненный шар, сколок сталинского испепеляющего солнца, врывается в дома, в жизнь людей знаком гибели.

Врывается в том числе и на дачу комдива Котова, прославленного героя гражданской войны. Кто-то сравнил Котова с Чапаевым, который тогда все же выплыл из реки...

В кабинете Котова есть весьма серьезная фотография, много о чем говорящая: на ней товарищ Сталин и комдив Сергей Котов. Поверх снимка дарственная надпись вождя всех времен и народов. Пока на даче Котова все спокойно, привычно ритуально - последнее пришло от семьи жены Котова, Маруси Головиной,- старой московской дворянской семьи, принадлежавшей когда-то к московской художественной элите.

Брак советского военачальника и дворянской дочки вроде бы удачный. Даже, кажется, счастливый. Супруги любят друг друга, шесть лет исполнилось их очаровательной дочери Наде. Котов сумел принять былой стиль жизни Головиных, разумеется, с коррекцией на время. Конечно, до конца невозможно стереть грань в происхождении, в прошлом комдива и мадемуазель Головиной. Сергей Петрович явно крестьянских кровей, сильный, крепкий красавец-мужик, сумевший по-настоящему покорить молоденькую Марусю, недавно пережившую горькую любовную драму. Конечно, остается незримый барьер (а иногда и зримый) в манерах, общении, способе отношений между мужем и женой, но, впрочем, какой семье не приходится преодолевать подобные сложности? Словом, Котовы счастливы. И надеются таковыми оставаться в будущем.

Слова о "будущем" могут показаться не очень точными в контексте уже упомянутого "эффекта шаровой молнии". Но умные, мудрые создатели фильма нашли точную интонацию, в чем сила их ленты; они рассказывают о жизни конкретных людей и вместе с тем о жизни всех советских людей той поры. О жизни тех, кому дано, несмотря ни на что, ощутить окружающий мир в его целости и разнообразии. О счастье, которое так или иначе существует в судьбе человека, о любви, которая движет им. Если жива его душа...

Это было особенно важно в середине 90-х, когда, казалось, агрессия и цинизм стали окончательно править нами. Они действительно оказались во многом мощнее, активнее добра и миролюбия в атмосфере прогрессирующего распада, разочарований, непрерывных крушений - социальных, материальных, личных. И все же, все же... "Утомленные солнцем" напомнили, что есть нечто непреходящее, вечное, дарованное нам Богом, что освещает наш путь. И определяет его для тех, кто слышит голос совести, сердца. "Утомленные солнцем", если хотите, картина о Любви, в самом широком истолковании ее.

На мой взгляд, это делает картину Михалкова истинным явлением национальной культуры. В последнее время, к сожалению, почти общим местом стала фраза "красота спасет мир", которая звучит в "Идиоте" Достоевского. Гениальный писатель шел в этом случае от философии Ренана, автора "Жизни Иисуса", увлеченный идеей книги. Россия - страна, где живая, непосредственная эмоция почти всегда оказывалась сильнее, активнее рационального взгляда, прагматического подхода, желания просчитать результат на сто ходов вперед. Отсюда, должно быть, многие наши беды, провалы, катастрофы, кошмары чудовищных бунтов и безумных революционных войн. Но отсюда и наше умение "вынести все", заново возрождаясь, когда, кажется, это немыслимо. Отсюда и любовь к живой жизни. Любовь - красота, которая движет людьми.

Никита Михалков нашу мечтательность несет самим способом своего киносуществования. Она словно перетекает в его картинах на экран, мгновенно вовлекая зрителей в иллюзорный мир, соединяя человека из зала с коллизиями в судьбах киногероев, иногда до такой степени, что человек становится будто еще одним действующим лицом в хороводе прочих лиц картины.