Читаем Олег Чарушников Голова как предмет роскоши полностью

– Понятно! Итак, пиши: «“Шассэ” – вино для подлинных знатоков.

Вас сразу поразит его оригинальный, чисто французский вкус». Чем оно

пахнет?

– Уксусом так и шибает!

– Пиши: «Нежный аромат навевает воспоминания о Монмартре».

– Во рту до сих пор, как в конюшне.

– «Устойчивое послевкусие – главная черта этого тонкого вина».

– Два дня отойти не могу... – икнув, пожаловался младший.

– «Вы надолго запомните этот волшебный напиток!» Что еще? Детали

давай!

– Может, стишок вставим? Помнишь, про мыло «Нитроглицериновое»

мы написали: «Душистое и пенное! Кожа будет охрененная!»

– Стихами мы про колбасу «Особую пахучую» дадим. Тут нужна литая

проза.

– Этикетка красивая! Они в Черепанове печатают.

– Пиши: «Бутылка, оформленная с чисто французским изяществом,

станет украшением вашего стола». Печатают в Черепанове, а делают в

Пашине?

– Не, в Пашине разливают. А делают в Барабинске. – младшенький

икнул и поежился. – Осадка много, в бутылке-то, Вроде как веточки плавают.

С листьями.

– Пиши: «Не взбалтывайте бутылку! Старое вино этого не любит».

– Хотел я стакан залпом жахнуть – не идет, зараза! Горло перехватывает.

Спазмы берут, хоть ты что тут!

– «Вкушайте «Шассэ» не торопясь, маленькими глотками, смакуя все

оттенки прелестного напитка...»

– Они мне селедку совали. Говорят: сразу заешь, вкус отшибает!

– «Это благородное вино лучше подавать к рыбе».

– И эффект странный... Пьян – не пьян, а словно вот по башке тебя

долбанули. Все время куда-то вбок тащит... Настроение – повеситься

охота.

– Рвало?

– А?

– Рвало, говорю, сильно?

– Еще как!

– А судороги были?

– Не было, – икнув, признался младшенький. – Почти.

– Судорог не было, значит вино хорошее... Кончим так: «Легкое, приятное

опьянение дает это удивительное вино. Судорог не бывает...» – нет-

нет, ты это вычеркни! – «Пейте на здоровье. «Шассэ» – это классный

выбор!» Подпись: Гост. Незваный. Готово! А чего ты икаешь все время?

«Шассэ» перебрал?

– Я колбасу «Особую пахучую» попробовал, – признался младшенький.

– Ну и дурак! Кто ж такое в рот тащит! Кстати, переходим к колбасе.

Как она?

– Прямо с души воротит. Тошнит и слюна бьет...

– Значит, начнем стихами: «Лишь только взглянешь на продукт, как

сразу слюнки потекут!»

...И братья бодро приступили к рекламе для мясной фирмы «Кожа,

кости и сыновья». Младшенького поташнивало, но настроение было хорошее.

Рабочее, в общем, было настроение.

БРАТКИ НАШИ МЕНЬШИЕ

(типология нас самих)

И скучно, и грустно, и некого в карты надуть… Томится душа! Перепись

населения провели, треску было много, а что толку? Цифры, голые и

сухие, нужны только министерству по налогам. Остальным гражданам в

принципе все равно, 145 у нас миллионов жителей или 145 с половиной.

А вот что волнует граждан – о том не говорят.

Кто живет-то у нас на Руси? Кто мы, какие мы, из кого состоим? Ответьте

нам, скажите правду! Но упорно молчит Госкомстат, уклоняются

ученые мужи, обремененные бородами и степенями, скрывают правду,

потому что сами ни черта не знают.

Хорошо-с, а кто знает? Конечно, пресса! Обратимся же к СМИ и вглядимся

в это кривенькое, но единственное зеркало нашей загадочной для

нас самих души.

Внимательное чтение газет и просмотр телепередач (о, это страшное

занятие!) позволяет разделить население России на группы, отличающиеся

образом жизни (благоустроенностью), поведением

(благочинием) и доходом (благосостоянием). Вот из каких основных

типов мы состоим:

А в т о р и т е т

Его обычно убивают. Если в газете или теленовостях нет сообщений

об убийстве крупного криминального авторитета, зритель (читатель)

начинает тосковать. Ему смутно чего-то не хватает, как сигареты после

обеда. Он нервничает, беспокойно чешет ухо пультом и прыгает с канала

на канал. Он встревожен. Как только в новостях сообщают об убийстве

авторитета, зритель успокаивается, блаженно улыбаясь детской улыбкой.

Ф-фу, отлегло… В стране снова все нормально.

К и л л е р

Робин Гуд наших дней. Убивает, в основном, всяких нехороших людей,

поэтому пользуется всеобщей симпатией. Близорук, оттого при стрельбе

пользуется оптическим прицелом. В свободное от киллерования время

любит выращивать помидоры и закладывать мины. Живет недолго, так

как работа вредная. При удаче сам становится заказчиком.

С в и д е т е л ь

Он же понятой. Суетлив. Часто старушка. Похож на трехлетнего ребенка:

никого не видал, ничего не слыхал, ни о чем понятия не имеет, но

расскажет обо всем с удовольствием. Живет на свете лишь для одного

– чтобы подписывать протоколы (обыска, допроса, опознания и проч.)

Более ни на что не годен, да и не претендует. Живет на улице разбитых

фонарей. Если фонари не разбиты, сам их бьет. В душе – лихой мент и

сыскарь.

Иногда свидетеля убивают – по ошибке или за компанию. Шел человек

в ларек за редькой, у подъезда – бу-бух! – взорвался «Мерседес»

авторитета. И свидетелем отныне становится кто-то другой…

М и л и ц и о н е р

Он же мент, сыскарь, опер. Все время ловит киллера, но не может

поймать. Именно по мотивам его жизни поставлен многосерийный детективный

фильм «Ну, погоди!»

З а к а з ч и к

Его никто никогда не видел, не слышал и не сажал. Заказчик – фигура

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза