Оле Бинкоп

Позднее он научил Аннгрет перевязывать и более тяжелые раны. С жены врача и помощницы во время приема больных спрашивается немало.

Молодой Рамш уехал. Прошло два месяца. Аннгрет ждала его и частенько одна сидела на уединенном холме, поросшем вереском. Многие деревенские парни ее домогались. Но она была горда и всем отказывала. Недаром же были у нее такие темные глаза и волосы, мерцавшие, как крылышки пушицы. Она имела право рассчитывать на сына лесопильщика.

Рыбак Анкен не удержался, подошел в трактире к старику Рамшу и сказал:

— Видно, надо нам с вами встретиться и поговорить.

Старый лесопильщик хмуро поглядел на рыбака Анкена.

— С угрями иди прямо на кухню и отдай их кухарке.

Так получил по носу чванливый Анкен.

30

И опять были каникулы. Юлиан не сразу приехал. Верно, у него было много дел в городе. Прохождение практики, экзамены после пятого семестра, диссертация и как там еще называются эти ученые штуки. Аннгрет вконец обалдела от множества иностранных слов. Ей нужно было сообщить своему студенту нечто важное и неотложное.

Теперь пришел черед действовать папаше Анкену. Дело было, конечно, не в угрях, их он отдал кухарке. Ему необходимо было переговорить с самим хозяином, и он вошел в парадный подъезд лесопильщикова дома.

Хозяин:

— С каких это пор, входя в дом, не снимают шапку? Ты и перед бароном стоишь в этой своей грязной покрышке?

Рыбак Анкен видит, что погода неблагоприятная. И довольствуется намеками.

Хозяин:

— Так-так! И все? Кто же в наше время делает трагедию из таких вещей? Короче говоря: сколько ты хочешь? Я плачу наличными и сразу. Ежемесячные вспомоществования приводят только к нежелательным разговорам. — С этими словами старый Рамш стал похлопывать носовым платком по прыщу над верхней губой.

Рыбак Анкен не знал, на что решиться. Ему надо было потолковать с дочерью и сыном, будущим наследником рыбацкого хутора.

Хозяин:

— Долго не раздумывай! Коровы и кобылы, если долго торговаться, падают в цене. Иди!

Он открыл дверь. Кухарка перехватила Анкена:

— В следующий раз принеси нам хорошего линя!

Для расцветшей Аннгрет все это было как снег в мае. Она не хотела, чтобы ею торговали. Какое дело старому лесопильщику, у которого уже много лет мясо гниет под кожей, до ее любви?

Аннгрет написала Юлиану в город. Ее письмо дышало тоскою и страданием. Школьный почерк, линованная бумага и незабудки в уголке… «Если этот злой человек, твой отец, думает, что я продам своего ребенка, то ты, конечно, сумеешь поставить его на место, когда приедешь. Жаль, что ты мне не показал, как перевязывают сердечные раны!»

Аннгрет ждала. Через несколько дней пришло письмо. Собственно, письмо Аннгрет с пометкой «Адресат выбыл». По слухам, сын лесопильщика уехал в Америку с целью изучить американскую медицину. Но разве в Блюменау его не ждала девушка и разве его не влекло к ней?

Юлиан Рамш недолго прожил в Америке. Его вызвали домой. Отец был смертельно болен. Сын лесопильщика вернулся. Well.[42] И хотя он прилежно изучал медицину, даже американскую, но спасти отца не сумел. Что гнило, то сгнило! Юлиан отстоял только лесопильню. И доказал тем самым, что не напрасно странствовал по свету.

Однажды он навел справки об Аннгрет. Оказалось, что она замужем. Гордая жена голоштанника, она теперь избегала его.

— Well, let’s go.[43]

31

Аннгрет сидит на краешке кровати возле мужа. Она сегодня необыкновенно словоохотлива и все рассказывает, рассказывает.

— У Буллертов народился слепой теленок… Хохлатка снесла первое яичко…

— Кто-то приходил к нам с коровой, да? — спрашивает Оле.

— Нынче плохо будет с сеном, — говорит Аннгрет.

— Наверное, бык причиняет тебе больше хлопот, чем ты думала?

— Пусть убирается!

— Бык?

— Лесопильщик.

Оле мечется в постели. Ему мерещится, что лесопильщик все время лежал у него за спиной.

Теплый денек на исходе. Наступает вечер. Усталая Аннгрет ходит по дому, от нее пахнет весной. Тоска Оле по лесу и полям растет с каждой минутой.

Спускается ночь. Никто не отнимает эту ночь у Оле. Мерин норовисто стучит копытами о кормушку. Оле спит неспокойно, и этот грохот для него оборачивается кошмаром. Стреляет трухлявое орудие и разваливается. Солдаты, у которых нет лиц, вытаскивают покойного Антона из-под железных обломков. Ставят на ноги посеревшего от мороза человечка. Его изуродованный рот говорит Оле: «Начинай!»

Оле просыпается и дрожит от холода. Он хочет согреться подле Аннгрет и тихонько трогает ее за плечо.

— Не смей меня трогать, негодяй! — орет Аннгрет.

Был год тысяча девятьсот сорок третий, когда в деревню пришло известие: «Оле Ханзен предал родину». Не Бинкоп, а Оле Ханзен. Это имя в сочетании с трезвым звучанием фамилии придавало известию официальный характер. Ханзен убил лейтенанта!

— Лейтенант — это еще не родина, — говорит Ян Буллерт.

— Ты что, коммунистом заделался? — спрашивает полевой жандарм.

— Для вас, кто наморщит лоб, тот и коммунист. — Ян Буллерт предупрежден и держит язык за зубами.

Местные власти советуют Аннгрет развестись с Оле.

— Кто может требовать, чтобы ты носила на руке кольцо предателя? — говорит ортсбауэрнфюрер Хинтерофен.