— Дорогая Елена Константиновна, вы сами не знаете, как попали в точку. Белая Индия, да, так и есть — это белая Индия, это Россия, разорванная на куски, рабская страна, нищая, страшная. Все ваши теософии и эзотеризмы — это красивые мечты, это дым. Страна населена дикарями, каторжниками, и они будут обузданы. У нас не хватит силы, придут немцы — немцы, которые все сделали, чтобы развалить государство русское. А теперь они уже шагают на этот развал, несут порядок. И они будут здесь, в Петербурге, наведут порядок и в Москве, и в Сибири, и всюду. И такой порядок, как в Индии навели англичане… Я приветствую… Конечно, им придется поделиться. У французов и англичан здесь есть концессии, от которых они не откажутся. Да и американцы тоже имеют свой интерес. Духовный мир — это оставим, как вы изволили выразиться, аристократам духа, а тут нужно физическое воздействие. Другого способа нет. — Он встал с кресла и оказался небольшого роста человеком с пышными короткими усами и маленькой пушистой бородкой. — Поймите, — сказал он, обращаясь к гостю, — развал полный, большевики захватили власть. Это авантюра, у них нет никакой возможности удержаться: у них нет армии, они ее сами кончили, у них нет денег — вы знаете, что их комиссар приходил в банк требовать миллионы, и служащие банка ему отказали и не дали и не дадут ни ему и никому, у них нет интеллигенции, она сама кричала, кричала, а теперь испугалась и попряталась. Вот, — закричал он вдруг свирепо, указывая на окно, потом подбежал к окну, откинул портьеру, — вот смотрите, здесь вчера из пулеметов стегали сами себя. Склады бьют, пьяные бегают по улицам, тонут в вине в подвалах, поджигают, грабят. А интеллигенция сидит, дрожит в темных домах. Сама дождалась, а кричала: ах, народ, ах, народ-богоносец, — вот он, этот богоносец, ей и показал. Ну, все равно, все министерства пусты, скоро остановятся дороги, холод и голод уже на дворе. Россия кончилась. Большевиков хватит на две недели, потом крах и белая Индия. А там, в этой Индии, дорогая Елена Константиновна, можете собирать своих, как вы говорите, эзотеритов и ждать Спасителя к своему удовольствию…
Гость позволил себе улыбнуться и сесть.
— Значит, вы не представляете себе возможности воскрешения России, — сказал он, — без помощи интервенции. Мне это очень интересно слышать из уст такого авторитетного человека, как вы, господин статский советник.
— Мне один дипломат недавно сказал следующее, — продолжал господин статский советник, — он сказал: Россия нас бросила. Ее народ упал в тьму, возвратился к первобытным, к варварским временам. Но мы, ее друзья, обиженные и разочарованные тем, что происходит в России, не будем винить в этом всех русских. Вы сбились с пути, и мы вам поможем найти настоящий путь. Это мы сделаем для вашего и нашего спасения. Скажите мне, ведь и в Америке держатся такого же мнения?
— Я вам отвечу несколько позже, — сказал гость, — я хочу послушать вас. Может быть, и господин генерал тоже что-нибудь скажет о положении и о том, что он думает по поводу дальнейшего развития событий…
Тот, кого назвали генералом, сел прямо в кресле и постучал по столу длинными белыми пальцами.
— Я не могу рассказать вам многого, так как это составляет часть проводимого в жизнь плана. Большевики удержаться не могут. Ни одна партия их не поддерживает. Интеллигенция, чиновничество, офицерство не с ними. Деревня, — он поднял вверх палец, — а это главная русская сила — не с ними. Немецкие империалисты, как они называют немцев, при дверях. Это ясно… Но мы пойдем не с немцами. Мы пойдем с нашими союзниками. Они дадут нам вооружение, и мы организуем новую армию. У большевиков нет армии. Солдаты без офицеров — не сила, офицеры без солдат — сила. Мы эта сила… Мы уже организуемся.
— Сколько же, вы думаете, продлится положение, при котором страна будет управляться большевистским правительством? — спросил гость.
Генерал развел руками.
— Боюсь сказать, потому что страна велика, но в Петербурге можно навести порядок в месяц. Если бы Керенский не был главноуговаривающим, а был бы способен иметь настоящего главнокомандующего, он не бежал бы так позорно, как не бегал ни один уважающий себя министр. Он бы выиграл этот бой с большевиками, потому что у них не было даже военных отрядов, а были массы, которые вышли просто навстречу его войскам, и те разложились, наслушавшись пропагандистских речей, разошлись по домам…
— Подождите минуту, — сказала хозяйка, — по-моему, близко стрельба…
Все замолчали. Действительно, сквозь стекла донеслись выстрелы, потом они прозвучали ближе.
Генерал досадливо махнул рукой.
— Пьяные убивают пьяных!
— Анархия. Бандитизм. Все кончено. Как еще город не горит, — сказал статский советник. — Как еще мы живы…
Хозяйка умоляюще посмотрела на него, и на ее лице показалась гримаса испуга.
— Стучат у нас, слышите, к нам стучат!
Все прислушались. Ясно был слышен нервный сильный стук.
— Но ведь парадная заперта, — сказал генерал.
— Это стучат с черного хода. Но там у нас Андрей.