Октябрь, который ноябрь

Она била Ганна в лицо, в подбородок, окончательно перестав сдерживать руку. Гад вообще не представляет себе, что такое «вероятностное попадание» и «личная квота», ему кажется, что прыжок с чипом просто забавное приключение. Да и вообще бесконечно обнимать полуголого, чрезвычайно неприятного мужчину попросту невозможно…

Рукоять маузера раздирала дурно выбритые щеки, разбивала пытающиеся заслониться пальцы. Хрустели зубы, в лицо шпионке брызгала кровь. Попытки схватить за разящую руку закончились — Ганн только бессмысленно выл и бил в ящики ногами.

— На место или сдохни! — рычала Катрин. — Я тебе башку вместе с электроникой отобью.

— Ыыф, — взмолился-всхлипнул прыгун. Угроза навсегда лишиться чипа подействовала.

— Давай! — сдерживая свою руку, приказала шпионка.

…Опять темно, но рядом голоса, а под спиной разломанная этажерка. В сгибе руки по-прежнему зажата шея конвоируемого. На данный момент скользкого и бесчувственного, в вульгарно распахнутом халате.

— Москаленко! — заорала Катрин.

— Я! — немедленно откликнулся комвзвода и в коридор повалили люди…

…- Ко мне цепляйте, — требовала Катрин. — Он со мной уже немного научился считаться.

Запястье Ганна приковали наручниками к левой руке шпионки, другую длань задержанного прикрепил к своей мощной анархической руце товарищ Дугов. Ткнул врага под ребра и поинтересовался:

— Как он это делает? Как исчез?

— Иллюзионист, мля… — Катрин добавила о полит-координаторе несколько искренних слов и попросила. — На морду ему плесните. Еще не хватало, чтобы сдох.

Смотреть на Ганна было жутковато. Особенно на левую сторону физиономии — сырая котлета, да и только. Впрочем, когда начали умывать над тазиком, беглец пришел в себя, начал бормотать и ругаться вполне членораздельно, следовательно увечья были легкой тяжести. Крепкомордый полит-координатор попался.

— Заткнулся живо! — гаркнула Катрин.

Ганн глянул на нее, на наручник, и вновь сомлел.

— Поехали в штаб, — злобно сказала Катрин. — В бесчувственном виде он меньше тошноты вызывает.

— Постой, ты ж вообще мокрая и это… запачканная, — спохватился Дугов. — Да и он тоже.

— Да и хер с ним. Не на бал направляемся.

— Нет, это, Екатерина Олеговна уж ни в какие ворота, — Лисицын расстегивал свою шинель. — Не хватало только простудиться. Давайте-ка хоть сверху сухое накиньте.

— Жакет промокший по весу как кираса, — признала шпионка. — Но наручник отстегивать нет желания — подопечный еще тот резвун.

Жакет с нее попросту срезали — «попутчики» орудовали кинжалами шустро. В накинутой на плечи офицерской шинели, на пару с Дуговым выволакивая к машине вялого пленника, шпионка окончательно согрелась.

Загрузились на заднее сиденье, пара автоматчиков вскочила на подножки, анархист оседлал багажник.

— В Смольный, — скомандовал Лисицын с переднего сиденья. — Только не гони, людей растеряем.

— Соизмеряю, — заверил Колька, оглянулся, оценил физиономию арестованного и сделал логичное предположение:

— Укусить вас хотел, да, товарищ Катерина?

— Почти. Коля, езжай, не выводи из себя, — нервно попросила шпионка.

Чуткий водитель кивнул, «Лорин-Дитрих» на удивление ровно тронул с места.

Катрин пыталась успокоиться, но не очень получалось. Доставали мысли сугубо сюрреалистические, типа прыжка всем автомобильным экипажем куда-нибудь в меловой период, на берега теплого болота с меланхоличными диплодоками и любознательными крокодилами-антропофагами. Завернутый в пальто Ганн явно пришел в себя, и, хотя дергаться не пытался, совершенно неясно, что у него на уме. Хотя, конечно, чип у полит-координатора явно индивидуальный, крупные объекты с собой не потянет. Лоуд как-то упоминала, что в недалеком будущем изобретут развлекательные «попрыгунки», которые почти сразу и запретят в силу полной «ненужности, аморальности и опасности для здоровья». Но в каком варианте будущего это произойдет и не враки ли это вообще, оставалось неясно — оборотень частенько несет всякое-разное, не затрудняя себя объяснениями и достоверностью. Но получается, басня об индивидуальных чипах вполне себе правда.

Все ж какая дрянь эти «прыжки». Особенно в компании неадекватов типа полит-координаторов.

Притормаживая перед мостом, Колька обернулся и нахлобучил на голову шпионки свою шоферскую фуражку.

— Ловко, — удивилась Катрин. — С чего такая галантность?

— Ветерок, считайте, вообще ноябрьский. А у вас голова влажная. Волосы жалко, потому как красивые, — объяснил рыцарственный гонщик.

Ветер, действительно был холодноват. И вообще Катрин была сыта северной столицей по горло.

Прибытие следовательской группы в Смольный не осталось незамеченным. Когда конвоировали задержанного шпиона-попрыгуна многолюдными коридорами, следовательскую группу опережал слух: отдел Островитянской еще одного подрывника поймал! По лестнице едва пропихались — народу сбежалось уйма.

— Мало вы его измордовали, — сетовал седоусый красногвардеец. — Таких на месте стрелять надо.

— Только после окончания следствия, — отрезала Катрин. — Пусть рассказывает.

— Так тоже верно, — признал рабочий. — Ну, Орготделу виднее. Дожимайте его, змея мелкого.