Октябрь, который ноябрь (СИ)

Мысли о знаменитой красавице придали сил, умирающий немедля приободрился, собрался с духом. Перевернуться, на колени восстать и к лестнице...

Ой, не успел. Ну что ты будешь делать. Идут!

Он закрыл глаза, длинное тело мертво вытянулось, заострившийся нос уставился к потолочному витражному абажуру. Замри, Григорий, еще есть шансец, должен быть...

Мягко шагают сапоги по коврам. Но один кто-то идет, слава тебе господи!

Умирающий чувствовал, как над ним остановились, склонились - свет лампы ощутимо померк, сквозь запахи мадеры, крови, сухого медвежьего меха (да чтоб ему второй раз околеть, хычнику белесому!) донесся аромат духов. Он! Князь-предатель!

- Убиватьх?! - умирающий широко распахнул глаза, праведная злость придала сил. - Ах, Фелекся!

Лицо князя - холеное, гладкое и красивое - любая гимназистка позавидует - отшатнулось. Но поздно: когтистые лапы умирающего вцепились в княжеские плечи. Онемевший от ужаса Феликс, тщетно вырывался, лишь поднимая от пола огромного косматого мужика-пиявку. С выставленной бороды старца летели сгустки крови, брезгливый князь Юсупов машинально жмурился, смаргивал длинными ресницами, пятился. Борьба, бессмысленная и бестолковая, продолжилась стоя: толкались и толклись, спотыкаясь о медвежью голову. Трещал китель князя, раздиралась расшитая рубашка старца, зазвенели рюмки на задетом столе. Наконец, Юсупов, взвизгнув от напряжения, вырвался, лишившись погона. Потерявший равновесие противник не устоял, рухнул навзничь, выхаркнул сгусток крови, но тут же вскочил на четвереньки, с удивительной резвостью метнулся к лестнице:

- Ну, погодь, Фелекся! Ох, Фелекся...

Уже не на четвереньках, а на ногах, касаясь ступеней лестницы огромными кистями рук, взлетел вверх, плечом бахнулся в дверь. Не заперто, слав те, господи... Темная комната, будуар или как его тут... показывал князь гарсоньерку (тьфу, пакостное название!), хвастал, завлекал...

Топая по ковру, пытаясь разглядеть, куда бечь, старец услышал, как в полуподвале по-детски скулит перепуганный князь-хозяин, вот застучали по лестнице каблуки. Это он наверх побежал, уж точно наведет душегубцев...

- Фелекся, ох, Фелекся... - хрипел старец, отшвыривая с пути банкетку. Понаставят невесть чего, мебелей дурацких уйма. Чуть не сшиб кривоногий, весь гнутый-перегнутый, столик. Да вот же она - дверь!

Чутье вело дальше, к сквознячку, к входным дверям, к жизни! Двор должон быть, там с мотора сходили. Эх, шубу оставил, новая же шуба. Эх...

- Ну, Фелекся, ответишь...

Вот дверь входная. Только бы за нее выскочить. Какой замок-то здесь?!

Длинные пальцы по наитию нашарили запор, дверь распахивалась тяжко, но распахивалась, распахивалась!

Старец, спотыкаясь и делая огромнейшие шаги, выбежал во двор - тьма ночи снежила крупными, влажными хлопьями, на мостовой двора виднелись полузанесенные следы колес - мотор здесь разворачивался. "Роллс-Ройс-Рандоль"^[1] - шикарный авто, в таком по прошпекту, словно в царском вагоне плывешь-катишь.

- Погоди, Фелекся, уж будет те...

На ходу сообразив, что к автомашине или к запертым воротам бежать бессмысленно, старец устремился к забору. Калитка должна быть. Да разве разглядишь: снег слепит, да еще сугробы в глазах прыгают-качаются. От двери дворца вслед вроде что-то закричали, донесся выстрел. Дострелят!

Григорий в отчаянии завертелся на месте.

- Куда, дурак?! - злобно зашипели из-за сугроба. Вскинулась навстречу фигура в светлой шинели, боднула в бок, сшибла, увлекла за белый снежный горб. Над головой свистнула пуля.

- Ваше высокоблагородие! - умилился старец, сплевывая кровь, но от счастья не чувствуя боли. - Благодетель!

- Заткнись, пьянь косматая! - зашипел спаситель, страшно топорща длинные усищи. - Лежи, стрельнут сейчас. Да где ж она?!

Длань спасителя - рослого жандармского полковника, мордатого, пухлощекого, истинного красавца, - цепко ухватила старца за бархатные штаны на заднице, вжала в сугроб.

Донесся выстрел - вроде прямехонько сугроб и расстреливали - это от дверей из левольверов садят.

- Всем стоять! Работают спецслужбы! Оружие на землю! - звонко и отчетливо проорали с иной стороны.

Старец подивился тому, что голос вроде бабий и приподнял голову.

У дверей дворца плотной кучкой замерло несколько фигур, еще одна тень присела на колено подалее у желтой стены - целилась в шайку убийц разом из двух огромных пистолетов. Неужто, баба?! По стройности так вполне...

- Барышня, а идите-ка к черту! - после замешательства откликнулись от дверей. - Дьявол должен сдохнуть и сегодня он определенно умрет. Не дадим уйти скотине.

- Дадите, Владимир Митрофанович, - вполголоса заверила баба. - Вам же лучше будет.

Теперь двое убийц целились в нее и неспешно, боком, двигались к ограде и спасительным сугробам. Еще кто-то из заговорщиков так и остался торчать у дверей.

- Ваше превосходительство, у вас же револьвер на боке, - в ужасе прохрипел старец затаившемуся жандарму. - Доставайте. Убьют меня!

- Лежи, засранец, без твоих советов разберемся, - шепотом пробасил усач.