- Да, знаний маловато, - согласилась оборотень. - Я ведь больше на личности внимания обращала, любовалась интеллектуально-революционной игрой ума. На город не очень смотрела. Ну, каналы там любопытные, мосты, кавалерист на изваянии. О, столб еще этакий, примечательный.
- Но Смольный помнишь? Я там и не была ни разу.
- Еще бы я Смольный не помнила?! Очень интересное место. Только кабинеты путано расставлены и часовые привязчивые. Но что там по округе, подходы и где буфет - помнится смутно. Хотя у меня карта Питера есть! Точно! Ее наш Гру почитывал.
- Хм, он карту Петрограда читал?
- Там не только карта, а всякие инструкции, загадочки и прочее. Довольно интересно, я прихвачу.
- Хоть что-то. Я тоже успела в компьютере план глянуть и последовательность событий, - Катрин ссыпала с ладони сухой пляжный песок. - В общем, осмотримся, вникнем, войны там все-таки нет. А для начала пройдемся по верхам и попробуем подправить обстановку на раннем этапе. Упредить, так сказать.
- Что-то я сомневаюсь. Ты задолго хочешь вмешаться, а ведь вектор истории заведомо выпрямится, сама все время о том талдычишь. Да и личностей наподбирала каких-то неинтересных, они непойми каким боком к революции.
- Зато их узнать легко, я их даже по учебнику помню. В любом случае раз ситуация уже не классическая, наведем противнику помехи. Хотя этот самый противник у нас, похоже, придурошный.
- Хитроумно маскируется? - предположила оборотень. - Вот мы с виду тоже не из гениальных, а как до дела дойдет, ого! Отловим шмондюков - хворостиной не отделаются!
Глава вторая. Осенняя капель
Подмерзшая, невидимая во тьме трава хрустела так, что страшно ногу переставить. Царила глубокая ночь середины октября: осень уже сломана, неумолимо подкрадывается бесконечная зима, холодно и мутно серебрится пустынное шоссе, отрезанное от рощицы шатким штакетником. Ветер неровно трогает ветви берез, и оттуда, с, казалось, обнаженных ветвей, летят бурые листья. В глубине рощицы дом: деревянный, двухэтажный, со сложно-изломанным нелепым мезонином. Окна слабо светятся: словно тлеет дешевое и прогорклое постное масло в грязных мерках базарных торговок. Мерзость!
- Что ж, милостивые государи, пора. Мой выстрел первый, далее по уговору. Будем решительны и беспощадны!
Игорь-Грант хотел что-то сказать, но лишь поморщился и отвернулся в сырую темноту. Третий боевик - Петр Петрович - весело усмехнулся, в темноте сверкнула белизна острых зубов. Поеживаясь, двинулся к позиции - ему предстояло взять на себя фасадную стену дома с застекленной верандой.
Предводитель группы стоял, прикрыв глаза. Шорох травы стих, ветер замер, ждали встревоженные березы. Мертвая тишина.
Алексей Иванович открыл глаза. Дом - это омерзительное даже на вид, чумное строение - дом ждал исполнения приговора. Гости в нем есть - удалось удостовериться. Все ли в сборе? Этого не узнать. Что ж, рискуем, для того и пришли.
Хам уже давно здесь. Петербург набит хамьем - бунтующим и обнаглевшим - словно бочка подтухшей сельдью. Хам вездесущ: на Невском и на вокзале, в гостиницах, магазинах и лавках, на дворцовых площадях, в проходных дворах и на набережных. Все что копилось наглого, темного, противоестественного в несчастной России за последние пятнадцать лет - оно здесь, в гниющей столице.
Хотелось поскорее покончить. Алексей Иванович распахнул пальто и, отчего-то торопясь и оттого совершая лишние, глупые движения, принялся собирать пулемет. Раскрыть приклад, вставить лаконичный пенал магазина... Согревшееся под одеждой железо повиновалось с равнодушной готовностью. Боевик обтер ладонь о пальто, освободил затвор из предохранительной прорези. Оружие - обманчиво-неловкое, похожее на тевтонскую руну, собранную из фрезерованной и штампованной стали - было готово к стрельбе. Да, среди родных осин и берез до столь убийственного механизма додуматься не способны. Дреколье, топоры, ржавые ружья и тупая ярость - вот чем они сильны. О хамье, хамье!
Легкие пулеметы, коробки с патронами и все остальное группа забрала из условленного места десять дней назад. Изучить и испытать оружие, провести пробные акции, проверить себя и соратников - времени хватило на все. Разве что окончательно привыкнуть к псевдонимам, так настойчиво рекомендованным связистом Центра, и перейти строго на нейтральные "Гранд", "Шамонит", не получалось. Ну что это за собачьи клички?! Выбирали новые имена, конечно, сами члены группы, связист лишь обозначил принцип принятых в организации псевдонимов. Сам Алексей Иванович, поколебавшись между именами "Чистый" и "Понедельник" - взял себе имя первого дня недели. Имя казалось символичным, но отнюдь не пафосным. Но тут же выяснилось, что из чужих уст псевдоним звучит ничем не лучше мальчишеского "Гранда" или восточно-манерного "Шамонита". Черт знает что такое!