Октябрь

— А что за люди?

— Да есть там люди хорошие. Студенты.

— Студенты, — воскликнул Тимош, вспомнив о встрече с Мишенькой Михайловым, — да разве это люди!

— А кто же, по-твоему?

Тимош пожал плечами.

— Да так, местоимение — «я» да «мы», да ой, да ах! А толку никакого.

— А вот ты пойди, посмотри. Может, толк и обнаружится.

— Видал уже.

— Да ну?

— Вот тебе и ну.

— А теперь пойди на других посмотри. Пойди, пойди. Не вредно. И мне громадное одолжение сделаешь. Пойди и скажи: приехал, дескать из Питера, то есть из Петрограда, брат Иван, хотел бы очень повидаться, да не знает, когда время выкроит. Так и скажи.

— На завод мне завтра.

— Вот и хорошо. Прямо с завода, вечерком, и заглянешь. А вот тебе и адресок.

— Сам пойди и скажи, — не соглашался Тимош.

— Сам! Ишь, разумный. А зачем младших братьев господь создал? Ну, ну, не упрямься. Пошел бы, коли мог.

Тимош не говорил ни «да» ни «нет».

— Знаю, что думаешь, — в свою очередь нахмурился Иван, — драгоценное наше разлюбезное «я» заговорило. Ка-ак же, усы подкручиваем, а до сих пор на побегушках держат. А ты так думай: одолжение мне величайшее окажешь, понял? — барышня там у меня.

— Твоя барышня, ты и ступай.

— Экий ты парень несговорчивый. Да пойми ты, не могу я — не могу. Там меня каждая собака знает, а дело политическое.

— Так бы и сказал!

— Фу! — воскликнул Иван, потирая щеку. — Тяжелый ты человек.

— Наш характер, — вздохнула Прасковья Даниловна, — просто ума не приложу, как это на свете получается — чуб и очи руденковские, да и вообще дитя батька да матери. Откуда у него такой характер?

— Ой, наш, ненька, наш. Тяжко ему на свете придется.

— Ничего — прожили, — обиделся Тарас Игнатович.

— А сколько врагов нажили?

— Ну, конечно, еще и про врагов думать. Нехай сами про себя думают.

Минула ночь, заводской хлопотливый день; после работы Тимош отправился на Ивановку выполнять поручение старшего брата. Не без труда нашел хату, — переулки путанные-перепутанные, — постучал. Дверь открыла чернявая тоненькая барышня.

«Она самая!» — подумал Тимош, однако вида не подал, что знает уже про нее.

— Извините, что беспокою, — проговорил деликатно, а сам украдкой чернявую барышню разглядывает: талия — двумя четвертями обхватить, личико беленькое, черные глаза так и сверкают. Пухлый детский рот то капризно выпятит, то вдруг вытянет упрямо ниточкой.

А главное — поворот головы. Оглянулась на него, пропуская в хату, Тимош обомлел — родная сестра незабвенной его «начальницы»!

И слова произносит также небрежно, легко. Плавная речь, русская, чистая, закрыл бы глаза, слушал и слушал… И голос мягкий, грудной, задушевный, что ни произнести таким голосом, всё хорошо. И сама вся хорошая, хорошая.

«Ну, молодец Иван, — подумал Тимош, — правильно выбрал барышню. А я-то дурак, еще не хотел идти».

— Чем могу служить? — спрашивает она и улыбается.

«Служить! Да ты прикажи, — на небо полезу, в пекло! Скажи, — солнце сниму. Прикажи луну, луну притащим. Не хочешь луну, не надо. Давай звезды снимать».

— Что вам угодно? — повторяет она и перестает улыбаться.

Что угодно! Язык одеревенел, ни одно слово не приходит на ум. Схватил бы ее на руки, — полмира бери, только оком глянь. За пороги, за Черное море, на коне, на дубах, вплавь, на край света!

Тимош поднял глаза — нет, не она — другая. Хорошая, но другая.

— Меня Иван прислал.

— Иван! — как изменилось ее лицо, мгновенно исчезли снисходительность и упрямство; тревога, смятение, радость заиграли в черных глазах. — Он здесь? Всё благополучно?

— Да, благополучно. Приехал ненадолго, скоро уедет.

— Скоро?

— Да, я так думаю. Он никогда долго не задерживался.

— Почему не зашел?

— Не знаю. У него еще дела на Моторивке. Палажку проведать надо.

— Палажку?

— Ну, да. Тетка там одна. Он всегда до нее ездит.

— Но мог бы все-таки… Не умерла бы его Палажка. Однако, что же мы стоим в сенях. Заходите в комнату.

— Да нет, спасибо, зачем, — деликатно отказывался Тимош, войдя уже в горницу, — я сейчас и пойду. Иван просил сказать, что он приехал и хотел бы повидаться. Ну, он меня попросил, а я, конечно, сейчас же побежал. Только вот на завод, а оттуда сейчас же прямо к вам… — Тимош сам подивился тому, что язык вдруг развязался и заработал с непредвиденной словоохотливостью. Однако тут он приметил собравшихся в комнате людей и умолк.

Высокий студент, очень похожий на чернявую барышню, стоял у окна, другой студент, плотный, бородатый, с лицом, изрытым оспинками, перебирал книжки на полках. Третий, — студент не студент, не поймешь, — черная, косоворотка без вышивки, а так просто на пуговицах; без пенсне, без бороды, только чуть-чуть усики, — при слове «Иван» поднял голову. Сидел он на кушетке с газетой в руках, отшвырнул газету, — кажется «Южный край», — подошел к Тимошу, протянул руку.

— Будем знакомы — Павел. Родной братец вот этой милой барышни. Прошу запомнить — родной брат — это я. А вон тот молодой красавец, у окна, очень на нее похожий, ничего общего с нашим знаменитым родом не имеет. Прошу не путать, молодой человек.

— Оставь парня, — повела плечом девушка, — успеешь еще похвастаться знаменитым родом.