Октябрь 1917-го. Русский проект

Впервые формулировка «низкопоклонство перед Западом» была выдвинута советской пропагандой еще в 1936 г. Она была связана с произошедшим в СССР идеологическим переломом, переориентацией на позиции почвеннического государственного строительства. Однако до войны точки над «и» в вопросах идеологии расставить так и не удалось. Новая актуализация вопроса о «низкопоклонстве» среди представителей творческой интеллигенции пришлась на послевоенный период. Издержками кампании стала излишняя научная и культурная замкнутость, когда даже ссылки на иностранных авторов, как и стремление печататься в зарубежных журналах, оказывались нежелательными. С другой стороны, решалась действительно актуальная задача формирования цивилизационноидентичной культуры и науки (прежде всего гуманитарных дисциплин). Воспитанная в традициях революционного движения советская творческая элита в значительной массе ориентировалась на левокоммунистические идеалы всечеловечества. Для нее категория «русскости» была синонимична обскурантизму и великодержавию.

Одновременно формировалось и другое течение, для которого Запад стал символом высокого качества жизни, средоточием желаемого воздуха свободы. Произошедшее за годы войны сближение с западным миром не могло не сказаться в сфере культурных коммуникаций. Одним из первых теоретиков борьбы с космополитизмом выступил бывший глава несостоявшейся Финляндской Демократической республики Отто Куусинен. Тот факт, что к борьбе с космополитической эрозией призывал этнический финн, снимает обвинения в националистическом содержании затеваемой кампании. Опубликованная в июле 1945 г. в журнале «Новое время» под псевдонимом Н. Балтийский статья имела название «О патриотизме». В ней О. Куусинен противопоставлял патриотизм космополитизму, который определялся как идеология международного банковского капитала и биржевых спекулянтов. Космополитический императив раскрывался латинской формулой – «ubi bene, ibi patria» (где хорошо, там и отечество). Характерно, что именно О. Куусинен ввел в большую политику будущего лидера советского государства Ю. В. Андропова[218]. Сам по себе этот факт частично приоткрывает завесу над истинными замыслами «андроповской модернизации».

Другим идейным вдохновителем осуждения практики низкопоклонства перед Западом выступил будущий нобелевский лауреат по физике П. Л. Капица. В датированном январем 1946 г. письме И. В. Сталину он обратил его внимание на книгу Л. Гумилевского «Русские инженеры», в которой излагалась череда выдающихся открытий и изобретений, сделанных отечественными учеными. П. Л. Капица обращал внимание на недооценку потенциалов русской национальной науки и неоправданное преувеличение научных достижений Запада. «Из книги, – подчеркивалось им в письме к И. В. Сталину, – ясно: 1). Большое число крупнейших инженерных начинаний зарождалось у нас. 2). Мы сами почти никогда не умели их развить (кроме как в области строительства). 3). Часто причина неиспользования новаторства в том, что мы недооценивали свое и переоценивали иностранное»[219].

Важно в этом комментарии, что давал его человек, долгое время работавший в научных учреждениях Запада и знавший не понаслышке суть различий сравниваемых систем. На И. В. Сталина, судя по его ответному письму, обращение П. Л. Капицы, как и книга Л. Гумилевского, произвели большое впечатление[220]. Многие почерпнутые в них идеи легли непосредственно в основание нового курса И. В. Сталина, направленного на переориентацию отечественной науки на национальные рельсы развития. Кампания борьбы за патриотизм в науке соответствовала идеям П. Л. Капицы: «Для того чтобы закрепить победу и поднять наше культурное влияние за рубежом, необходимо осознать наши творческие силы и возможности. Ясно чувствуется, что сейчас нам надо усиленным образом подымать нашу собственную оригинальную технику… Успешно мы можем это делать, только когда будем верить в талант нашего инженера и ученого… когда мы, наконец, поймем, что творческий потенциал нашего народа не меньше, а даже больше других… Что это так, по-видимому, доказывается и тем, что за все эти столетия нас никто не сумел проглотить»[221].