Октановое число крови

Старший из двух катарцев взял со стола свой смартфон, что-то коротко сказал и стал слушать того человека, который позвонил ему. Американец тоже ответил на вызов. Он отошел к дальней двери и тоже, судя по редким репликам, больше слушал, чем говорил.

Пока эти двое с кем-то общались, смуглолицый мужчина в фиолетовом с дымчатыми разводами камуфляже успел завершить свой очередной набросок. На этот раз он использовал не только черный карандаш, брал из стаканчика и другие — оранжевый и красный.

Заметив напряженный взгляд арестанта, направленный на него, он усмехнулся какой-то своей мысли, после чего двумя пальцами поднял лист за верхний край и перевернул его. Теперь и Козаку был виден рисунок, исполненный им в ходе этого допроса, второго по счету.

На листе, размеры которого несколько превышали стандартный формат А4, была изображена плаха. На коленях стоял человечек в оранжевой робе, рядом с ним — палач с опущенной секирой. У человечка была отрублена голова. Она лежала рядом с плахой, в лужице крови. Один глаз оказался закрыт, второй, наоборот, распахнут так широко, что виднелся закатившийся зрачок.

Старший из двух катарских чинов, очевидно, представлявших здесь местных силовиков или правоохранителей, довольно быстро закончил разговор. Он сунул смартфон в чехольчик и негромко, почти шепотом что-то сказал своему коллеге, этому доморощенному художнику. Тот ответил ему такой же короткой тихой репликой.

Старший надел фуражку. Катарцы поднялись из-за стола и, не глядя на арестанта, направились к двери, противоположной той, через которую сюда ввели субъекта в тюремной одежде, подозреваемого в совершении тяжкого преступления.

Примерно через минуту к Козаку, удивленному таким поворотом событий, подошел мужчина в шлем-маске. Иван вдруг ощутил, как исчезло давление на шейные позвонки. Охранник наконец-то снял поводок с его шеи. Он выполнил приказ американца.

— Коллега, случилась досадная ошибка, — сказал мужчина в маске. — Надеюсь, вы не в обиде? Я всего лишь исполнял должностные инструкции.

Не прошло и минуты, как Козак был освобожден от ножных браслетов. С него сняли и пластиковые наручники. Кто-то из охранников протянул ему бутылку с водой.

Иван все еще не верил тому, что это происходило с ним не во сне, а наяву. Он долго, не отрываясь от горлышка, глотал прохладную, вкусную, живительную влагу.

Из помещения для допросов его отвели в душевую. Примерно через четверть часа, когда Козак уже вытирался банным полотенцем, в кабинку постучались.

— Наденьте это. — Человек в маске передал Ивану объемистый пакет и добавил: — И, если не затруднит, не мешкайте. Вас ждут!

В пакете оказалась одежда. Все новое, только что купленное, с лейблами.

Иван надел нижнее белье — трусы, майку и носки. Все оказалось впору. Светлые брюки с кожаным ремнем, почти такие же, как его собственные. Мокасины кремового цвета Козак надел так же легко, как тапки. За ними последовала светло-голубая сорочка с коротким рукавом. Последним, что он извлек из пакета, был легкий, почти невесомый свитер цвета морской волны. Иван перебросил его через сгиб локтя.

— Отлично выглядите, — сказал мужчина в маске. — Теперь следуйте за мной.

Они вновь оказались в помещении для допросов, но на этот раз не задержались там. Мужчины пересекли эту большую комнату, прошли через второй выход, имевшийся здесь, после чего оказались в коридоре. Американец открыл первую по счету дверь этого внутреннего коридора.

— Мистер Козак! — прозвучал знакомый голос. — Рад вас видеть!

В помещении размерами раза в три меньше, чем то, где заседала тройка, находился бывший попутчик Ивана, сидевший в соседнем кресле во время авиапутешествия из Стамбула в Доху. Козак уставился на квадрат окна. Через стекло, прозрачное в одну сторону, хорошо просматривалось почти все соседнее помещение, в центре которого все еще стоял металлический табурет. В этой комнате, где из мебели имелись лишь стол и два стула, ощутимо пахло табаком. Здесь совсем недавно курили сигару. Причем не самую дешевую.

Арабы не курят сигары, они предпочитают кальян. Значит, здесь совсем недавно был человек, который в компании с этим арабом наблюдал за ходом допроса. Возможно, именно этот субъект, а не тот человек, который назвался именем национального арабского героя, принял решение, определившее судьбу Козака.

Иван перевел взгляд на смуглолицего мужчину, одетого, как и в день их первого шапочного знакомства, в строгий европейский костюм.

— Господин Халид аль-Валид? — Козак сделал вид, что сильно удивлен тем, что увидел здесь этого человека. — Так это вам я обязан тем, что с меня сняли собачий поводок?

— Не мне! — чуть улыбнувшись, сказал тот. — Я всего лишь попросил побыстрее разобраться в том, что с вами случилось. — Он пристально посмотрел на Ивана, стоявшего в дверях, рослого, поджарого, несколько похудевшего, но все еще физически сильного, и сказал: — Произошла ужасная ошибка!

— Вы о моей жене? — с тревогой спросил Козак.

— Нет-нет! С вашей женой, думаю, все в порядке! Я о другом, мистер Козак!

— Что-то я вас не пойму.